Андрей Смирнов

Жаль: ведь он надеялся увидеть мир людей — а это становилось возможным лишь при условии

ясной погоды. Якши, служившие в Аннемо, белокаменном Замке Ста Башен, утверждали, что

нижнее небо сегодня будет ясным, но они могли и ошибаться. Духи и божества, управляющие

погодой, могли наврать им — либо ответить честно, но позже переменить свои намерения.

Кадан вздохнул и, перегнувшись через перила, перевел взгляд вправо. Утес закрывал от

него почти всю нижнюю часть Фойдана, Города Слив, но домик с малиновой черепицей он сумел

разглядеть. Там жила девушка, из-за которой он полторы тысячи лет тому назад принес клятву

верности старому Янхарту, правителю Фойдана и Аннемо. Девушку звали Цидейна Нибравельт, и

он очень любил ее. Увы, она была смертной, и в свое время должна была состариться и умереть.

Чтобы не допустить этого, он привел ее на второе небо, в мир стихиалей, служебных духов и

младших богов, где заключил договор с королевским домом Аннемо. В обмен на его службу

Цидейне разрешили остаться в Фойдане. Плоды священной сливы вернули ей молодость. С тех

пор раз в год, вместе с прочими жителями Фойдана, не обладавшими бессмертием по своей

природе, на Празднике Обновления, посвященном великой Богине Жизни Аллиналейн, она

съедала одну сливу и молодела на один год, оставаясь таким образом вечно прекрасной и юной.

Их любовь не продлилась вечно, как им казалось когда-то. Спустя триста лет они

расстались — Кадан заводил романы с придворными дамами в Замке Ста Башен, а Цидейна

полюбила Дифлара — духа озера, что располагалось на севере Хальстальфара. Из-за долгих зим

озеро большую часть года оставалось замерзшим, и его хозяин проводил время в Фойдане. Он был

куда внимательнее и заботливее Кадана, и совершенно лишен его ветренности и холодности.

Кадан мог убить или умереть ради своей любви, но стать примерным семьянином он не был

способен. Дифлар не был героем, но он был надежным и верным...

Кадан улыбнулся, думая о Цидейне. Она счастлива, и это хорошо. Хотя они и расстались

больше тысячи лет тому назад, он не забыл ее и знал, что она его не забыла.

Он вновь посмотрел на облака внизу — высокий, сильный, темноволосый и темноглазый

юноша в длинном плаще поверх багряно-серого дублета. Темно-серые штаны и высокие черные

сапоги с отворотами, многочисленными ремешками и кольцами. На поясе — изогнутый тальвар в

богато украшенных ножнах. Длинные и густые волосы, кончики которых достают до бедер,

заплетены в косу на уровне лопаток и перехвачены тонкими ремешками, а ниже середины спины

— вновь распущены. В волосы вплетены крошечные колокольчики, едва слышно звенящие при

движении или при дуновении ветра; верхнюю часть головы охватывает тонкий венец из темного

серебра, расширяющийся к серебине лба, украшенный драгоценными камнями и искусной

гравировкой. Кадану не нужны сливы из садов Аллиналейн для того, чтобы сохранять молодость; венец — символ его бессмертия, его судьбы... и его поражения.

Он услышал шаги за спиной, но обернулся не сразу — ждал, пока она спустится по

лестнице, ведущей к белокаменной площадке на вершине Утеса Воспоминаний и пройдет две

сотни шагов, приближаясь к перилам на краю площадки. Она двигалась тихо, но у него был

острый слух.

Кадан обернулся, когда она была в двадцати шагах. Она? Он? Оно?.. Хотя существо,

приближавшееся к краю площадки и носило женскую одежду — женщиной оно не было. Как,

впрочем, и мужчиной. И дело заключалось не только в форме тела, которую оно могло легко

сменить по своему желанию, нет — столь же легко оно могло сменить поведение, менталитет,

эмоциональный строй.

Однако, бесполые местоимения так и не прижились. По ряду причин бессмертные,

взращенные в Школе Железного Листа и после прыжка в Кипящую Реку узревшие, как загорается

маска в руке Картивеля, предпочитали находиться в женских обличьях. Вот и сейчас

приближавшаяся к Кадану фигура была женской, и женственной была пластика ее движений.

Цельность образа нарушалась длинным мечом на перевязи за спиной гостьи, рукоять которого

торчала из-за ее левого плеча, а также тем обстоятельством, что у гостьи не было лица. Вместо

лица был кисель цвета плоти, медлено двигающийся по часовой стрелке в бесконечном

круговращении.

— Рималь, — приветствовал бессмертную настоятельницу Кадан. — Давненько ты к нам

не заходила.

Он узнал ее по пластике, по запаху души, по походке, одежде и оружию... но не стоило

исключать того, что перед ним какая-то другая настоятельница, специально замаскировавшаяся

под Рималь, перенявшая, чтобы одурачить его, все те внутренние и внешние качества, с помощью

которых Рималь позволяла себя идентифицировать. Они обожали это делать во время учебы.

— Соскучился? — Голосом, в котором сочетались насмешка и нежность, спросила Рималь,

подходя к перилам и останавливаясь в паре шагов от Кадана. Отсутствие рта говорить ей, конечно

же, не мешало.

— Каждый день страдаю от разлуки с вами, — в тон ей ответил Кадан и ощутил, как она

улыбнулась. Это казалось странным, потому что у нее не было рта, которым можно было бы

изобразить улыбку, телесный кисель на ее голове так и не сложился в лицо и даже не изменил