Андрей Смирнов

она, разглядывая лицо аскета и пытаясь угадать, не решил ли он над ней подшутить.

Аскет улыбнулся. Некоторые его зубы были испорченными.

— Возможно, — сказал он. — Но это не отменяет того, что все сказанное — произойдет. И

разве моя история плоха? История любви смертного и богини, на мой взгляд, весьма романтична.

— Я не опущусь до того, чтобы совокупляться со смертным, — надменно бросила

Вельнис.

— Ну что ж, один раз я пойду тебе навстречу, — улыбка аскета стала шире. — Пусть мой

ученик будет бессмертным.

Они долго молчали. Аскет смотрел на Вельнис нежно, как на собственную дочь —

капризную, но любимую, а Вельнис смотрела в сторону и думала о том, действительно ли братья

пойдут на то, чтобы заточить ее в усыпальнице на бесчисленное множество лет — до тех пор, пока

миру не придет конец и Солнечный Убийца не освободится.

— Если открывшему силу анкавалэна в равной мере подвластны прошлое и будущее, если

само время и наполняющие его события столь же легко определяются им, как определяются

рассказчиком события придуманной им истории — для чего тебе умирать от рук моих братьев? —

Спросила Вельнис. — Ведь ты можешь сделать так, что они не придут. Или придут, но потерпят

поражение и будут вынуждены уйти с позором. Или придут, но вместо битвы — склонятся перед

тобой.

— На это есть две причины. — Ответил мужчина. — Хороший рассказчик не утверждает

свою власть над своей истории, а напротив, отдает себя ей. Он слушает голос истории и позволяет

ему звучать естественно и гармонично, не пытаясь навязать свою волю.

— Но ты мог бы придумать совсем другую историю, где все было бы гармонично без

смертей, пыток и бессчетных лет плена…

— Мог бы, но я назвал лишь одну из причин. Есть и другая.

— Какая? — Спросила Вельнис, взглянув аскету в глаза.

— Я не единственный, кто открыл силу анкавалэна, — с легкой грустью в голосе ответил

аскет. — Есть и другой. И он желает рассказать совершенно иную историю. В его истории не

будет ни любви, ни сострадания, ни счастья, лишь торжество жестокости и насилия. То, что

выходит в итоге, представляет собой нечто среднее между тем, что желает он и тем, что желаю я.

Он придумал смерть для меня, а я — для него, и если бы хоть один из нас поддался искушению

переписать эти части истории, то второй одержал бы верх во всех остальных событиях, от которых

желающему спасти себя пришлось бы отвлечься. Я не боюсь умереть. Придет время, и я буду

рожден заново.

— А тот… второй?

— Такие, как он, не рождаются от женщин. Но он будет воскрешен и вернется в мир

вскоре после моего нового рождения.

Глава 7

— Надо взять замки на западе, — толстый палец Тарго Къельдефа тыкал в потертую карту,

разложенную на столе. — Вайден, Далгор и Тейф. Прижать тамошних графьев — пока они не

прижали нас. Чтоб не хернули по Брашу, когда двинем на юг. А то отрежут от моря и все —

привет Семирамиде и Полумесяцу. Да еще и с севера засадят нам в зад в случае чего... Смекаешь, о чем речь?

Зингар Барвет, кардинал Ордена Свинцовой Горы, кивнул. Некоторых членов Ордена

раздражали развязные манеры Тарго, его простецкое обращение и грубоватые шутки, но Зингар

привык. Если высокий и грузный Тарго казался горой, то Зингар — камнем: бесстрастным

валуном, которому искусный мастер придал человеческую форму. Именем и смуглой кожей он

был обязан матери, происходившей из Алмазных Княжеств, фамилии и членству в Ордене —

отцу, бывшему министериалом Свинцовой Горы еще в те времена, когда Орден базировался в

Хальстальфаре. Сорок два года назад отец предпочел оставить Орден, чтобы провести остаток

дней вместе с женой, в хальстальфарском городке в предместьях столицы; а Зингар, которому

пророчили блестящую карьеру в связи с выдающимся колдовским Даром, отплыл вместе с

Орденом на запад. Ему было тогда пятнадцать лет и он был всего лишь оруженосцем. Пророчества

сбылись: он сделал карьеру, познал тайны магии, стал кардиналом Ордена, обрел власть и

влияние, и стал одним из трех наиболее вероятных кандидатов на место Магистра, которое когда-

нибудь должен освободить Тарго. О покинутой родине он не жалел и редко вспоминал родителей

— он был похож на камень не только изве, но и изнутри: столь же неэмоциональный, молчаливый, спокойный, ко многому безразличный. Его решения всегда были хорошо взвешены, а твердая воля

не ведала сомнений: Зингар мог долго сомневаться прежде, чем принять решение, но приняв его, уже не отступал. У него не было близких друзей в Ордене, но уважение он заслужил: будучи

требователен к подчиненным, не меньшую требовательность он проявлял к самому себе; он

зарекомендовал себя в качестве умного, надежного и обстоятельного руководителя.

— С тобой поедут люди Фалдорика, — Тарго упомянул имя одного из самых влиятельных

пиратов. — Держи их там в узде... И еще этот... — Тарго прищелкнул пальцами, вспоминая имя.

— Как его?.. Алин Алкуп.

— Кто это? — Спросил Зингар. Судя по фамилии, речь шла об одном из членов клана

Филинов, но имя кардиналу ничего не говорило.

— Командор Крылатых.

Зингар снова кивнул, поняв теперь, о чем идет речь. От сотни Крылатых Теней пользы