Андрей Смирнов

бескрайней пустоты — осколки чужих снов? частицы памяти тех, кем она была в прошлых

жизнях? видения, посылаемые судьбой с целью показать ей какие-то знаки, смысла которых она

не понимала? что-то еще? Иногда ей казалось, что она видит прошлое, иногда — будущее или

настоящее, но чаще — ни то, ни другое, ни третье, а просто небывшее.

Вскоре ей стали попадаться конструкты — некоторые из них были похожи на трубы,

закрученные самым диким образом, другие напоминали голубоватые тени, третьи — сферы,

наполненные двигающейся водой. Точнее, это были еще не сами конструкты, а входы в них с

этого уровня. Вельнис выбрала врата в самом дальнем уголке Хода: начало этого пути вызывало в

ней ассоциации с темным зеркалом в позолоченной раме, изображающей героев и чудовищ. Она

вошла в зеркало, заструилась серебристым течением вверх и влево — до тех пор, пока ощущение

движения в потоке не стало складываться в картинку. Теперь нужно было расслабиться и

перестать пытаться управлять окружением: если она не сумеет этого сделать, то исказит видение, содержащееся в конструкте. Нужно было отдаться своей роли до конца, не зная еще, в каком

спектакле ей предстоит сыграть и кого. В некоторых спектаклях она была жертвой, в других —

палачом, но подавляющее большинство конструктов было заполнено бытовыми сценками, не

содержавшими ничего примечательного.

Мир собрался в сад, или, быть может, в светлый, просторный лес — вид деревьев и

температура навевали мысли о влажных и теплых землях где-нибудь на юге. Одетая в белое

платье, она сидела на земле. В этом сне у нее было странное самоощущение — такой силы и

внутренней цельности она не встречала раньше ни в одном из конструктов. Внутри конструкта она

не была человеком, хотя и казалась им по внешнему виду; она была каким-то иным существом —

возможно, стихиалью или небожителем — принявшим облик смертного ради каких-то своих

целей.

Напротив нее, под персиковым деревом, сидел человек. Из одежды на нем была только

набедренная повязка. Он был худ, имел темную всклоченную бороду и длинные, давно не

чесанные волосы. На смуглой коже было заметно множество шрамов. Подошвы его ног были

грубыми, а ногти — длинными и грязными.

— …ты многое говорил о свободе, — произнесла та Вельнис, которая была частью этого

видения — и тогда та Вельнис, которая проникла в конструкт и наблюдала за происходящим,

поняла, что их диалог с аскетом продолжается уже довольно долго: видение начиналось с

середины беседы. — Каков путь, ведущий к свободе?

— Нет путей, ведущих к свободе, — ответил аскет. — Поскольку свобода присуща нам

изначально. Невозможно найти то, что никогда не терял. Есть лишь пути, ведущие к избавлению

от рабства, и в конце каждого из них тебя ожидает смерть.

— Почему в конце каждого из них ждет смерть? — Спросила она.

— Потому что то, что зависимо, должно исчезнуть, чтобы открыть дорогу тому, что

необусловлено; также можно сказать — и думаю, это сравнение будет тебе более понятно — что

грязь, налипшая на сосуд, должна быть смыта для того, чтобы открылись чистота и совершенство

сосуда.

Вельнис обдумала его слова и сказала:

— Если смерть ожидает  меня, то значит, грязь — это  я. Но если смыть меня, что

останется?

— Ты отождествляешь себя со своими качествами, со своим прошлым, настоящим и тем, что, как тебе кажется, ждет тебя в будущем, — ответил аскет. — Однако это — лишь роль,

принятая тобой на время игры, и эта роль может легко измениться. Для того, чтобы пробудилась

ты-настоящая, должна умереть ты-играющая роль. И ты умрешь. Это произойдет с тобой трижды, и первая смерть случится совсем скоро. Придут твои братья, убьют меня и заточат тебя на долгие

годы в гробнице, совершенно лишив возможности на что-либо влиять; ты будешь видеть ужасные

вещи, совершаемые твоим именем и в твою честь, и не сможешь вмешаться. Придет время, и ты

будешь освобождена, но ненадолго: великий голод, который зародится в тебе во время заточения, заставит тебя пожрать саму себя. Это твоя вторая смерть. Не знаю, сможешь ли ты отыскать себя

среди миражей и ложных видений — один из Князей Тьмы сделает все, чтобы не допустить этого.

Если все-таки тебе удасться себя вспомнить, то третью смерть ты выберешь сама, по собственной

воле, зная, что не сможешь уже возродиться. Если ты пройдешь этот путь до конца, то уже ничто

не сможет сделать тебя зависимой. Даже я не смогу.

— Я не верю тебе, — сказала Вельнис аскету. — Братья со мной так никогда не поступят.

— Есть вещи, которые зависят от нашей веры, — ответил мужчина. — Но есть и такие,

которые происходят независимо от того, верим мы в них или нет. Твое заточение — одна из

последних.

— Но затем они одумаются и освободят меня?

— Они не одумаются. Тебя освободит мой ученик, когда конец света будет совсем близок,

и Последовавшие вырвутся на волю.

— Твой ученик? — Она оглянулась. — Он был среди тех, кого я тут видела?..

— Нет. Он родится нескоро. Он туповат и лишен фантазии, зато красив и решителен. Ты

полюбишь его и родишь от него сына.

Вельнис почувствовала, что краснеет.

— Признайся, смертный, ты только что все это придумал. — Величественно произнесла