Андрей Смирнов

совершенстве, поскольку принимали непосредственное участие в создании этих колдовских

систем, поддерживали их и в некотором роде покровительствовали им — в то время как

применяли их менее развитые демоны, а в некоторых случаях и люди.

Я решил, что Имена и атрибуты сыграют вспомогательную, усиливающую роль; основой

же заклятья станет магия Осколков Ночи — Высшее Волшебство, некогда порожденное силой

Асо, и доступное лишь весьма немногим обитателями Сальбравы, среди которых были и

нгайяниры. Растущие из моего тела отростки заколыхались, направляя энергию, а в мутной

пустоте Бездны Осужденных появились зримые воплощения творимого мной колдовства —

множество беспросветно черных осколков, расположенных таким образом, что они казались

элементами нескольких только что разбитых стекл, а точнее — зеркал, ибо Княгиня Тьмы Асо

управляла зеркалами, которые ничего не отражали. По моей воле осколки пришли в движение,

выстраиваясь в иной, более сложный порядок; я также использовал Имена Крови и Тьмы для

дополнительного насыщения заклятья мощью и наделения его поглощающими и собирающими

силу свойствами; из доступных атрибутов нгайянира я использовал четыре, три из которых не

представляли собой ничего особенного, поскольку просто усиливали заклятье и расширяли спектр

его воздействия на цель, а последний позволял нгайяниру наделять заклятье несколькими

«тенями», каждая из которых оказывала схожее, хотя и ослабленное воздействие —

компенсируемое, впрочем, большей легкостью, с которой «тень» проникала сквозь возможные

защиты цели. С помощью еще одного атрибута, представлявшего собой серую вуаль, и Имени

Тьмы, я создал внешнее заклятье, скрывающее основное: чем позже Джигхорт поймет, что

происходит, тем лучше.

По всей видимости, я недооценил разжиревшего на ворованной силе краба, потому что

ответ последовал незамедлительно после того, как я привел заклятие в действие. Осколки

проникли в Джигхорта, но он воспротивился контролю и подавил свойство заклятья; для того, чтобы вовсе избавиться от проникающей в него магии, крабовидному богу пришлось умертвить те

части своего тела, которые вошли в соприкосновение с Осколками, а затем сколапсировать

омертвевшую ткань, образовав, таким образом, в теле полдюжины пустот — но, с учетом

размеров этой махины, все эти действия не нанесли Джигхорту никакого ощутимого вреда.

Одновременно вверх взметнулись сотни отростков — они вытягивались и утончались,

приближаясь ко мне, меняли форму, на некоторых из них вырастали гибкие хлысты, на других  —

клешни и шипы. Я обратился к Магии Бесцветного Блика — еще одной разновидности Высшего

Волшебства, которой был причастен мой нгайянир — чтобы уйти из зоны поражения, потому что

в силовом противостоянии с Джигхортом у черведракона не было ни единого шанса.

Расщепившись на дюжину призрачных теней, я скользнул прочь, рассекая пространство Бездны

быстрее, чем это мог бы сделать луч света… но в этот же самый момент тело Джигхорта вспухло и

стало расти во все стороны с взрывообразной скоростью — казалось, он стремился и был способен

заполнить собой весь этот мир. Некоторые голоса отчаявшихся пленников смогли, как только они

ощутили, что здесь, в бесконечном одиночестве Безды, есть кто-то еще; другие же завопили еще

более истошно, ощутив, как их засасывает в бездонное чрево Джигхорта. Я мог бы совершить еще

один прыжок и уйти еще дальше, но не было сомнений, что Джигхорт продолжит преследовать

меня и там; кроме того, я пришел в этот мир не для того, чтобы играть с крабовидным божеством

в догонялки. Сил нгайянира не хватало, чтобы обуздать эту тварь, это было уже ясно, но уходить

ни с чем я не собирался.

Я превратил нгайянира в поток ядовитых теней; я больше не убегал от Джигхорта, а,

наоборот, стремился к соприкосновению с ним. Он втянул меня внутрь своего исполинского тела, а затем, когда понял, что с этим телом начали происходить неприятные перемены, попытался

повторить тот же трюк, который ранее выкинул с заклятьем Осколков Ночи: умертвить те части, в

которые я проник, сжать их и обратить в ничто. Но теперь я смотрел на происходящее не глазами

нгайянира, которые, хотя и видели много, все же имели имели свои ограничения, а воспринимал

Джигхорта зрением Князя Тьмы, видел его природу и то, как истекающие от нее силы формируют

на поверхности вещей образ несокрушимого, способного к беспрестанному росту, неуязвимого

гиганта. Уничтожая при необходимости части своего тела, Джигхорт переводил полученную при

этом энергию на другой уровень своего естества, в своеобразный скрытый от посторонних глаз

мир, где преобразовывал ее и выводил — расширяясь и словно набирая массу из ниоткуда.

Другими словами, чем больше он убивал себя, тем больше он мог расширяться; но в этой

замкнутой на себя системе все же имело одно уязвимое место, и я не замедлил им

воспользоваться. Джигхорт уничтожил солидную часть себя, преобразовав в чистую энергию как

кусок своего тела, так и проникший в эту часть теневой ветер, а затем эта энергия была втянута в

его скрытый внутренний мир… и я — лишенный каких бы то ни было форм и структур, ставший