Я всегда знал, что рано или поздно Анне придется занять место свидетеля. Когда слушаются дела об освобождении несовершеннолетних от опеки, судья, как правило, выражает желание услышать аргументы самого несовершеннолетнего, и это вполне естественно. Анна всем своим видом показывает, что боится давать показания, но я уверен: подсознательно она хочет именно этого. Зачем иначе было затевать всю эту канитель с судебным процессом, если не ради того, чтобы в конце концов высказать открыто, что у тебя на уме?
– Вчера вы сказали, что мне не придется давать показания, – взволнованно говорит Анна.
– Я ошибся.
– Я наняла вас, чтобы вы сказали всем, чего я хочу.
– Это так не работает. Ты начала судебный процесс, хотела изменить свою жизнь, не быть больше тем, во что тебя превращали родители в течение тринадцати лет. А это означает, что ты должна откинуть завесу и показать нам, кто ты такая.
– Половина взрослых на этой планете не знают, кто они, но каждый день принимают решения за самих себя, – возражает Анна.
– Им не тринадцать лет. Слушай, – я перехожу, как мне кажется, к решающему аргументу, – я знаю, в прошлом, когда ты вставала и высказывала свое мнение, это ни к чему не приводило. Но я обещаю: на этот раз, когда ты заговоришь, тебя будут слушать все.
Странно, но это оказывает противоположный ожидаемому эффект.
– Я ни за что туда не пойду, – заявляет Анна.
– Послушай меня, быть свидетелем – это не такое уж сложное дело…
– Это сложное дело, Кэмпбелл. Самое сложное. И я его делать не буду.
– Если ты не дашь показания, мы проиграем, – объясняю я.
– Так найдите другой способ победить. Вы же адвокат.
Эту наживку я не заглочу. Я постукиваю пальцами по столу, чтобы не выходить из себя.
– Ты не хочешь объяснить мне, почему так решительно настроена против дачи показаний?
Она закатывает глаза:
– Нет.
– Нет, не хочешь этого делать? Или нет, не станешь объяснять?
– Есть вещи, о которых мне неприятно говорить. – Лицо ее застывает. – Я думала, из всех людей именно вы способны это понять.
Она знает, на какие кнопки жать.
– Переспи с этим, – предлагаю я.
– Своего решения я не изменю.
Я встаю и бросаю в урну полную чашку кофе.
– Ну хорошо, тогда не жди, что я смогу изменить твою жизнь.
Сара
С течением времени происходит занятная вещь – обызвествление характера. Знаете, если свет особым образом упадет на лицо Брайана, я и сейчас увижу голубоватый оттенок его глаз, который всегда наводил меня на мысль об островах и океане, где мне уже доводилось плавать. Под мягким изгибом улыбки у него есть ямочка на подбородке – первая черта, которую я стала искать в лицах своих новорожденных детей. В ней отражена решимость Брайана, его спокойная уверенность и внутренний мир с собой; я всегда хотела, чтобы последнее свойство передалось от него мне. Вот главное, из-за чего я влюбилась в своего мужа. Хотя сейчас, случается, я не узнаю его, но, может, это не так уж плохо. Перемены не всегда ведут к худшему; оболочку, формирующуюся вокруг песчинки, кто-то называет аномалией, а кто-то – жемчужиной.
Взгляд Брайана перескакивает с щиплющей заусенец на пальце Анны на меня – взгляд испуганной приближением ястреба мыши. Как больно это видеть! Неужели он и правда так ко мне относится?
А все остальные?
Если бы нас не разделял сейчас зал суда, я подошла бы к нему и сказала: «Слушай, я не думала, что наша жизнь пойдет вот так; и, может быть, нам не выбраться из этого тупика, но на свете нет больше никого, с кем я хотела бы блуждать в потемках. Слушай, возможно, я была не права».
– Миссис Фицджеральд, – обращается ко мне судья Десальво, – у вас есть вопросы к свидетелю?
«Неплохое определение для супруга, – думаю про себя. – Для чего еще нужен муж или жена, как не для того, чтобы свидетельствовать в суде о проступках партнера?»
Я медленно встаю со своего места:
– Привет, Брайан. – Голос мой звучит далеко не так уверенно, как я рассчитывала.
– Сара… – отвечает он.
Я не знаю, что сказать после этого обмена любезностями.
Меня накрывает волна воспоминаний. Мы хотели куда-нибудь съездить, но не могли выбрать место, поэтому просто сели в машину и поехали, раз в полчаса кто-нибудь из детей выбирал, куда свернуть. Мы оказались в Сил-Коуве, штат Мэн, и остановились, потому что направление, указанное Джессом, привело бы нас к нырку в Атлантику. Мы сняли крошечный домик без отопления, без электричества, а трое наших детей боялись темноты.
Я не замечаю, что говорю все это вслух, пока Брайан не подает голос:
– Помню, мы поставили на пол и зажгли столько свечей, что я был уверен: пожара не избежать. Дождь лил пять дней.
– А на шестой, когда погода улучшилась, на улице появилось столько мошкары, что мы не могли выйти.
– А потом Джесс познакомился с ядовитым плющом, и у него опухли глаза…
– Простите, – прерывает нас Кэмпбелл Александер.
– Поддерживаю, – говорит судья Десальво. – К чему все это, советник?