Ангел для сестры

Мы никуда не двигались, и место, где оказались, было ужасным, но я не променяла бы эту неделю на все сокровища мира. Когда не знаешь, куда идешь, оказываешься там, куда никто другой и не подумал бы совать нос.

– Когда Кейт была здорова, – медленно, осторожно произносит Брайан, – мы иногда отлично проводили время.

– Ты не считаешь, что Анне не хватало бы таких моментов, если бы Кейт умерла?

Кэмпбелл вскакивает с места, как я и ожидала.

– Протестую!

Судья поднимает руку и кивает Брайану, чтобы тот ответил.

– Нам всем их не хватало бы, – говорит он.

И тут происходит совершенно невероятная вещь. Мы с Брайаном стоим лицом к лицу, полюсами врозь, но вдруг переворачиваемся, как магниты, и становимся словно бы заодно. Мы молоды, и сердца наши впервые бьются в одном ритме; мы постарели и удивляемся, как нам удалось пройти такой длинный путь за столь короткое время. Уже в который раз мы смотрим новогодний салют по телевизору, между нами на кровати втиснулись трое наших детей, они спят, прижавшись один к другому так плотно, что я чувствую распирающую Брайана гордость, хотя мы с ним не прикасаемся друг к другу.

Внезапно его уход из дома с Анной, сомнения в некоторых связанных с Кейт решениях – все это перестает иметь хоть какое-то значение. Он делал то, что считал правильным, так же как я, и не мне винить его за это. Жизнь иногда настолько вязнет в деталях, что вы забываете жить. Нас всегда ждет очередной прием у врача, куда нужно успеть, неоплаченный счет, вновь возникший симптом, еще один унылый день, который нужно отметить зарубкой на деревянной стене. Мы сверили часы, сопоставили календари, все просчитали до минуты и совершенно забыли отступить на шаг и посмотреть со стороны, чего мы достигли.

Если сегодня мы потеряем Кейт, она все-таки пробыла с нами шестнадцать лет, и этого у нас никто не отнимет. Пройдут годы, и трудно будет вызвать в памяти ее лицо, когда она смеялась, вспомнить ощущение ее руки, лежащей в моей, услышать ее голос, идеально выводивший любую мелодию, но у меня останется Брайан, и я смогу сказать ему: «Разве ты не помнишь? Вот как это было».

Мои мечтания прерывает голос судьи:

– Миссис Фицджеральд, вы закончили?

Мне ни к чему было вести перекрестный допрос Брайана. Я и так знала его ответы. А вот вопросы забыла.

– Почти. – Я поворачиваюсь к мужу. – Брайан, когда ты вернешься домой?

В глубинах здания суда выстроились в дружный ряд торговые автоматы, ни в одном из которых нет ничего такого, что хотелось бы съесть. Судья Десальво объявляет перерыв, я спускаюсь к ним и смотрю на пакетики с чипсами, сухариками и батончики, зажатые в витках пружин гигантских штопоров.

– «Орео» – это лучшее, что ты можешь дать, – говорит у меня за спиной Брайан; я оборачиваюсь и вижу, как он скармливает автомату семьдесят пять центов. – Просто. Классика. – Он нажимает две кнопки, и пачка печенья совершает суицидальный прыжок вниз.

Брайан ведет меня к обшарпанному столу, на котором вырезаны многочисленные инициалы и процарапаны глубокие мысли посетителей суда.

– Я не знала, что сказать тебе, когда ты сидел там, на месте свидетеля, – признаюсь я и замолкаю. – Брайан, ты считаешь, мы были хорошими родителями? – Я думаю о Джессе, на которого давно махнула рукой; о Кейт, которую не могу вылечить; об Анне.

– Не знаю, – отвечает Брайан. – А такие есть?

Он протягивает мне печенье. Я открываю рот, чтобы сказать, что не голодна, и Брайан засовывает туда печенюшку. Языком ощущаю ее сладость и шершавость, и вдруг меня пробивает голод. Муж смахивает с моих губ крошки, осторожно, словно я сделана из китайского фарфора. Я не противлюсь и думаю, что, наверное, никогда еще не пробовала такой вкуснятины.

Вечером Брайан и Анна возвращаются домой. Мы оба тискаем и целуем дочь. Муж идет принять душ. Мне скоро нужно будет ехать в больницу, но сейчас я сажусь напротив Анны на кровать Кейт.

– Будешь читать мне нотации? – интересуется она.

– Не так, как ты думаешь. – Я тереблю уголок подушки Кейт. – Это вовсе не плохо, что ты хочешь быть собой.

– Я никогда…

Я поднимаю вверх ладонь:

– Я хочу сказать, это вполне человеческие мысли. Ты оказалась не такой, какой тебя представляли себе другие люди, но это не значит, что ты совершила какую-то ошибку. Девочка, которую дразнят в одной школе, может перейти в другую и стать там самой популярной просто потому, что там ничего от нее не ждут. Или мальчик поступает в медицинское училище, так как у него в семье полно врачей, и вдруг обнаруживает, что на самом деле хочет быть художником. – Я делаю глубокий вдох и качаю головой. – Я понятно говорю?

– Не совсем.

Это вызывает у меня улыбку.

– Наверное, я пытаюсь сказать, что ты мне кое-кого напоминаешь.

Анна приподнимается на локте:

– Кого?

– Меня.