Когда живешь со своим супругом столько лет, он становится для тебя вынутой из бардачка дорожной картой с закрученными углами и протертыми до дыр сгибами. Ты можешь проложить на ней маршрут по памяти, настолько хорошо он известен, и именно поэтому берешь ее с собой во все поездки. Тем не менее в один прекрасный день, когда меньше всего этого ожидаешь, ты открываешь глаза и не видишь знакомого съезда с шоссе, а вместо него появляется видовая точка, которой раньше не было, тогда ты останавливаешься и удивленно размышляешь: это новый ориентир на пути или до сих пор ты просто ездила мимо и не замечала его?
Брайан лежит рядом со мной в постели. Он молчит, но рука его покоится в долине, образованной изгибом моей шеи. Потом он целует меня, долго, со сладкой горечью. Этого я ожидала, но не того, что случилось дальше – он прикусил мне губу, да так сильно, что я ощутила вкус крови.
– Ай! – тихо вскрикиваю я и пытаюсь засмеяться, превратив это в шутку.
Но Брайан не смеется и не извиняется, а вместо этого наклоняется ко мне и слизывает кровь.
Внутри у меня все подпрыгивает. Это Брайан, и это не Брайан. То и другое примечательно. Я провожу языком по ранке – гладкая медь. Раскрываюсь, как орхидея, превращаю свое тело в колыбель и чувствую на себе его дыхание – оно путешествует по моему горлу, по грудям. На миг Брайан прикладывает голову к моему животу, и, в отличие от того неожиданного укуса, теперь возникает знакомая сладкая боль – он совершал этот ритуал каждую ночь, когда я была беременна.
Потом Брайан снова начинает двигаться. Поднимается надо мной, как второе солнце, наполняя меня светом и теплом. Мы – эскиз к картине «Противоположности»: мягкость на фоне твердости, светлое на темном, отчаянное в паре со спокойным, и все же мы подходим друг другу, и я понимаю, что ни одному из нас не будет хорошо в одиночестве. Мы – лента Мёбиуса, два продолжающихся одно в другом тела, невероятное сплетение.
– Мы ее потеряем, – шепчу я, сама не зная, о ком говорю – о Кейт или об Анне.
Брайан запечатывает мне рот своими губами:
– Молчи.
Больше мы не разговариваем. Это самое безопасное.
Среда
Джулия
Иззи сидит в гостиной, когда я возвращаюсь с утренней пробежки.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
– Да. – Я развязываю кроссовки, вытираю пот со лба. – А что?
– Просто нормальные люди не бегают в половине пятого утра.
– Ну, мне надо было сжечь немного энергии. – Я иду на кухню, но кофемашина, которую я запрограммировала, чтобы она приготовила мне кофе с фундуком к этому самому моменту, не выполнила задание. Проверяю вилку Евы, нажимаю несколько кнопок, но дисплей остается темным. – Черт побери! – Я выдергиваю шнур из розетки. – Она не такая уж старая, чтобы сломаться.
Иззи подходит ко мне и пытается понять, что случилось.
– Машинка на гарантии?
– Не знаю. Какая разница. Когда ты платишь за штуку, которая должна варить тебе кофе, то заслуживаешь того, чтобы получить эту гребаную чашку кофе. – Я грохаю в раковину пустой стеклянный графин с такой силой, что он раскалывается, потом съезжаю вниз по дверце кухонного шкафчика и начинаю плакать.
Иззи встает на колени рядом со мной:
– Что он сделал?
– Все то же самое, Из. – Я всхлипываю. – Какая же я дура!
Она обнимает меня и предлагает:
– Кипящее масло? Ботулизм? Кастрация? Выбирай.
Мне становится немного веселее.
– Тебе самой бы сделать это.
– Но ты ведь тоже помогла бы мне.
Прислонившись к плечу сестры, я говорю:
– Я думала, молния не может два раза попасть в одно место.
– Еще как может, – отвечает Иззи. – Но только если ты настолько глупа, что не уйдешь с него.
Первый человек, который встречает меня на следующее утро в суде, и не человек вовсе, а пес Джадж. Он скользящим движением огибает угол, уши прижаты к голове, пес явно убегает от кричащего хозяина.
– Эй, ты чего? – Я пытаюсь успокоить собаку, но Джаджу утешения не нужны.
Он хватается зубами за полу моего пиджака – Кэмпбеллу придется оплатить счет из химчистки, клянусь! – и тащит меня к центру событий.
Голос Кэмпбелла я слышу, еще не завернув за угол.
– Я потратил впустую время и силы, но знаешь, это не самое худшее. Я ошибся в клиенте, вот что ужасно!
– Ну, не вы один ошиблись, – огрызается Анна. – Я наняла вас, думая, что у вас есть хребет. – Она протискивается мимо меня, бурча себе под нос: – Вот осел!
В этот момент я вспоминаю, что чувствовала, проснувшись в одиночестве на яхте: разочарование, качку, злость на себя за то, что оказалась в такой ситуации.
Джадж напрыгивает на хозяина и скребет по его груди лапами.
– Вниз! – командует Кэмпбелл, поворачивается и видит меня. – Ты не должна была это слышать.
– Могу поклясться.
Он тяжело опускается на стул в конференц-зале и машет рукой перед лицом:
– Она не хочет давать показания.