Ангел западного окна

Я не удержался от смеха. Опять оно, азиатское высокомерие, даже недостатки своей жалкой темной­ конуры на городской окраине старик ухитрился выставить как ни с чем не сравнимое достоинство! Захотелось поспорить, завести дурашливую дискуссию­ о благах и бедах, которые принес нам век электри­чества, — я знаю, что Липотин не преминул бы отпустить несколько парадоксально остроумных, хоть и злых замечаний, но тут мой взгляд, рассеянно блуж­давший вокруг, остановился на поблескивающей тусклым золотом раме, и я уже не мог отвести от нее глаз. Чудесная резьба старинной флорентийской работы, а в раме... в раме темное, сильно попорченное пятнами зеркало. Я подошел ближе и сразу увидел, что рама, несомненно, превосходное изделие­ мастера семнадцатого века, искусного резчика, тонко­ чувствовавшего материал. Рама запала мне в душу, я понял, что непременно должен ее приобрести.

— А вот это как раз одна из присланных вчера вещей, — сказал Липотин, подходя. — Самая плохонь­кая. Никому не пристроишь.

— Вы про зеркало? Да, конечно, зеркало...

— Да и рама тоже. — Лицо Липотина, в лучах лампы зеленоватое, озарилось красновато-желтыми отсветами огня — он затянулся сигарой.

— Рама?.. — Я запнулся. Липотин, значит, не догадывается о ее ценности? А мне какое дело? Но тут же устыдился: чуть было не пошел на обман, будто настоящий коллекционер, они же сплошь и рядом нечисты на руку, но неужели я хотел надуть нищего старика... Липотин смотрел на меня испытующе. Хит­рец заметил, что я смутился? Странно — по его лицу­ скользнула тень, да, тень разочарования. Мне стало не по себе. Я решительно закончил: — По-моему, рама хороша.

— Хороша? Конечно! Но это копия. Сработанная­ в Петербурге. А оригинальную раму от этого зеркала я в свое время продал князю Юсупову.

Я медленно повернул зеркало к свету, одним, потом другим боком. Мне прекрасно известно, что петербургские подделки просто великолепны. В этом русские соперничают с китайцами. Тем не менее рама­ подделкой не была... И тут я случайно обнаружил прикрытое завитком великолепной резной волюты клеймо флорентийской мастерской, почти затертое старым грунтом. Снова взыграли во мне страсти коллекционера и охотника: только не проговорись об открытии Липотину! Довольно будет и того, что я не признаю раму подделкой. И я искренне и честно сказал:

— Рама настоящая, для копии слишком хороша, по-моему.

Липотин с досадой пожал плечами:

— Вы хотите сказать, если эта рама подлинная, то князю Юсупову я продал копию?.. А и ладно, я же продал ту раму по цене подлинной вещи. Уже ни князя нет, ни дворцов его, ни коллекций — все прахом пошло. Так что дело уладилось и каждый получит свое.

— А что скажете о старинном зеркале, видимо английском?

— Оно подлинное. Это зеркало было в другой, старой раме. Юсупов велел вставить в нее новое венецианское зеркало, он же не антиквар­ную вещь покупал, а предмет обстановки. Вдобавок он был суеве­рен и говорил, мол, в старое зеркало слишком многие успели посмотреться, держать у себя такую вещь, дескать, нехорошо, приносит несчастье.

— Итак?..

— Итак, забирайте, раз уж эта рама пришлась вам по душе, дражайший благодетель. О деньгах и слышать не хочу!

— Ну а если бы рама была настоящая?

— За нее уже уплачено князем Юсуповым. Примите ее, настоящую или подделку, в дар, пусть у вас будет сувенир с моей родины, ныне не существующей.

С упрямством русских я не раз сталкивался. Так что Липотин настоял на своем и зеркало было преподнесено мне в подарок. Отказаться я не мог — Липотин обиделся бы. Что ж, будем считать, что рама «поддельная», а то старик, пожалуй, расстроится, ес­ли когда-нибудь узнает, что дал маху.

Вот так мне досталась чудесная флорентийская рама, подлинный шедевр раннего барокко!

Я хотел непременно вознаградить щедрого дарителя, скажем, купить у него антикварную вещицу подороже, чтобы он не остался внакладе. Но все, что он показал, меня не заинтересовало. Обычная история: нам редко выпадает случай сделать доб­рое дело, зато своя корысть всегда находит лазейку. Словом, довольно скоро я распрощался и ушел, унося подарок Липотина и ощущая неловкость, так как ничем не отблагодарил старика, если не считать данного самому­ себе обещания при первом подходящем случае что-нибудь у него купить и тем возместить его потерю.

Я вернулся домой около восьми часов, на письменном столе лежала только короткая записка моей экономки. Оказывается, заместительница, которой она передает бразды правления, приходила в шесть часов и попросила перенести встречу со мной на восемь, у нее, видите ли, дела. Старая домоправительница отбыла в семь часов, стало быть, недолгое время­ «междуцарствия», не без пользы проведенное мной у Липотина, подошло к концу, и с минуты на минуту­ явится та, что отныне станет мне поддержкой и опорой... если, конечно, эта «фрау доктор», как назвала ее экономка, не бросает слова на ветер.

Тут я опять с досадой вспомнил, как меня подвел Гэртнер, и в утешение развернул подарок русского антиквара, — спеша прочесть записку, я все еще держал зеркало под мышкой.