Ангел западного окна

Мне вспоминается, как наш утлый парусник боролся с бурей в водах Ла-Манша, я вновь разделяю смертельный ужас Джейн, моей жены, когда она в бе­зумном страхе стискивала мои руки и дрожащим голосом заклинала: «С тобою, Джон, я радостно встречу смерть! Умереть с тобой, о, как радостно! Только не дай мне погибнуть одной, не дай в одиночестве потонуть в зеленой бездне, из которой нет возврата!» А затем тяжкое путешествие по Голландии: отдых и ночлег в грязных трактирах — на лучшее средств не осталось. Мы голодали и жестоко страдали от холода,­ как последние бродяги, бесприютные скитальцы — я с женой и малым ребенком, да еще в сопровождении ловкача Келли, мнимого аптекаря и шарлатана, однако если бы не его бессовестные мошенничества, мы бы не выжили на северогерманской равнине той суровой и вьюжной зимой, наставшей в 1583 году необычно рано.

В трескучие морозы мы наконец достигли Польши. Келли ухитрился за три дня исцелить варшавского вельможу, страдавшего падучей, он пользовал больного сладким вином, в котором растворил несколько крупинок белого порошка святого Дунстана. Кошель наш наполнился, и мы смогли продолжить путь в поместье воеводы Лаского. Он принимал нас с великим почетом и расточительно щедрым гостеприимством. Целый год Келли блаженствовал, нагуливал жирок и, якобы от имени вызванного духа вещая измененным голосом, сулил тщеславному князьку все до единой европейские короны. Он бы и по сей день с превеликим удовольствием морочил голову польскому воеводе, пришлось мне вмешаться­ и положить конец мошенническим проделкам, настояв на продолжении нашего путешествия в Прагу. К тому времени Келли успел прокутить почти все деньги, которые мы, вернее, он вытянул у пана Ласко­го. И вот, из Кракова, где я получил послание Елизаветы, которое могло служить рекомендательным письмом и открывало путь ко двору, мы отправились к Рудольфу Габсбургскому... Ныне я в Праге и вместе с женой, сыном и Келли поселился у лейб-медика его императорского величества, прославленного ученого Тадеуша Гаека, в особняке на главной площади Старого места.