Переговоры, разумеется, происходили не в пустоте. Ситуацию осложнял еще один вопрос – судьба европейской конституции. На протяжении нескольких лет делегаты из разных стран ЕС работали над документом, за основу которого предполагалось взять конституцию США и который призван был поставить Европейский союз на более формальную конституционную основу. Бывший президент Франции Валери Жискар д’Эстен, председательствовавший на этих переговорах, не смог предложить сколько-нибудь элегантного документа. То, что получилось, было во многих отношениях отступлением от идеала – а для кого-то кошмара, – идеи «Соединенных Штатов Европы». Новый документ узаконивал роль национальных парламентов. Фраза, постоянно подвергавшаяся жесткой критике – «все более тесный союз между народами Европы» – и оправдывавшая неуклонную передачу полномочий от национальных правительств в ЕС, была дополнена разъяснением о том, что любые дискуссии должны проходить «как можно ближе к гражданину». Но объяснялось такое отступление от централизма плохо. Население Европы в большинстве своем по-прежнему считало, что конституция – еще один пример неумолимой, как казалось, концентрации власти в Брюсселе. А это означало конец. Проблемой для авторов проекта – и для правительств Европы – было то, что многие европейцы относились к этому документу без всякого энтузиазма.
Хотя референдум в Испании, прошедший весной 2005 г. и посвященный конституции, завершился положительным решением, аналогичные плебисциты во Франции и Нидерландах, прошедшие в июне того же года, дали чисто отрицательный ответ. Тот факт, что две из шести стран-основательниц Европейского сообщества (остальными были Бельгия, Люксембург, Италия и Германия) наложили на документ вето, делало его юридически ничтожным. Для европейского политического класса это было помехой. Хотя референдум в Люксембурге осенью 2005 г. дал положительный ответ, юридически документ был мертв, а политически жизнь в нем поддерживалась искусственно.
Лидеры, собравшиеся 19 декабря 2006 г. в здании Юстус Липсиус в центре Брюсселя, ощущали на себе тень народного недоверия и не имели никакой договоренности по бюджету. Всего за месяц до этого Меркель приняла присягу в качестве восьмого канцлера Федеративной Республики Германии. Теперь же она оказалась лицом к лицу с крупными игроками – Жаком Шираком и Тони Блэром – и целой россыпью других закаленных политиков с многолетним опытом переговоров на европейском уровне.
В центре внимания были, как всегда, отношения с Францией. Французский президент Жак Ширак, номинально консерватор, неплохо сработался с предшественником Меркель Герхардом Шрёдером. Оба они были более или менее слабо прикрытыми критиками президента США Джорджа Буша и, вероятно, их обоих можно было бы обвинить в определенных элементах антиамериканизма. Меркель признавала важность франко-германских отношений – как признавали их все без исключения канцлеры Германии со времен Конрада Аденауэра. На второй день пребывания на канцлерском посту, 23 октября 2005 г., она полетела в Париж, чтобы встретиться с месье Шираком, который отнесся к ней со всем почтением, включая марширующий оркестр и исполнение государственных гимнов.
Ширак держался молодцом, но вообще-то для него наступили не лучшие времена. Поражение на референдуме несколькими месяцами ранее стало для него серьезным поражением, и человек, приветствовавший Меркель в Елисейском дворце, выглядел почти жалко; он чем-то напоминал стареющего плейбоя, который пытается скрыть от окружающих тот факт, что его обаяние и красота остались в прошлом.
Меркель вела себя вежливо и не стеснялась подыграть пунктику Ширака, связанному с галльским великолепием; на публике она держалась тихо и произносила лишь обязательные банальности о мире, сотрудничестве и неразрывных связях между двумя бывшими врагами. Во время часовой личной встречи Меркель элегантно обошла острый вопрос европейской конституции, но сумела оказать французу поддержку, в которой он нуждался и которой жаждал. Самой большой головной болью Ширака на тот момент была неудача на референдуме, и ему было не до проблем бюджета ЕС. Меркель же, с другой стороны, не слишком беспокоилась о покойной конституции, поскольку существующий Маастрихтский договор (действующий с 1993 г.) сам по себе неплохо работал. Все внимание Меркель было приковано к финансам ЕС. Несмотря на краткость встречи, новый канцлер сумела подтолкнуть французского президента к бюджету, хотя мало кто, включая и самого Ширака, сознавал это в тот момент. Результаты применения Меркель того, что французы называют