Ангельский рожок

В стародавние времена, когда Великий был просто популярным автором и издавался в другом издательстве, произошла утечка информации: за неделю до выхода бумажной книги, в рекламу которой были вбуханы немеряные тонны капусты, а градус ожидания её превосходил накал ожидания у британцев рождения наследного принца, из издательского компьютера украли сакральный текст.

Золотая рыбка махнула электронным хвостом и уплыла в народ – самый читающий в мире.

В те времена издателей кормила только бумага, так что убежавший или украденный из компьютера текст «свежака» от «самого популярного писателя современности» означал страшные убытки, десятки тысяч пиратских версий, судебный иск от самого Великого, ну и прочие беды.

Вероятно, это можно сравнить с тем, как если бы чистую голубицу, святую Деву Марию, перед Непорочным Зачатием попользовал какой-нибудь мимоезжий прощелыга (собственно, этот сюжет уже разработан в «Гаврилиаде» самым гениальным прощелыгой русской литературы А. С. Пушкиным).

Так или иначе, грандиозным воздаянием и покаянием скандал был замят, книга всё равно разошлась огромным тиражом, электронный текст прельстил далеко не всех, а то, что кто-то кое-где у нас порой что-то и сопрёт, так, во‑первых, писателю и самому должна быть приятна столь неугомонная любовь народа, во‑вторых, и Христос бы крал, кабы руки не прибили.

Но Великий ничего не забыл: сменил гавань, из которой отчаливали в плавание его величавые лайнеры, завёл сурового литературного агента и, главное, обозначил новый порядок передачи текста издательству.

Отныне ТЕКСТ на флешке попадал в руки Надежды Петровны Авдеевой прямо от литагента Рудика – волнующий и торжественный момент передачи Слова: тебе, тебе одной доверена эта привилегия первой прочесть откровения всегда неожиданного, всегда парадоксального Ума. И хотя в отделе распечатки работали несколько старейших сотрудников, в кристальной честности и преданности которых Надежда усомниться никак не могла, текст Книги она распечатывала на собственном принтере, и лишь тогда, когда последний человек покидал чертоги издательства. Затем она тщательно проверяла: не осталось ли в заданиях для принтера какой-либо информации (имя Книги в системе тщательно шифровалось), прятала флешку каждый раз в новом месте, как прячут в коммунальной квартире бриллиантовое кольцо, а сама, с увесистой пачкой бумаги в морщинистой серой суме, похожей на слоновью мошонку, ехала домой. И все сотрудники знали, что «у Надежды Петровны завтра редакторский день».

Что сие значило?

То, что назавтра, не вставая с кровати и подоткнув подушку за спину, она принималась за чтение. Это было похоже на продвижение в колючей и влажной поросли джунглей крошечного отряда первопроходцев. Читала она так медленно и внимательно, как не читала никогда и никого. Ибо всякий раз Великий обращался к таким сферам человеческого бытия, о которых Надежда имела только самые смутные представления. И для того, чтобы оценить иронию и мудрость автора, ей приходилось попеременно погружаться в глубины то устройства американской финансовой системы, то в хитросплетения тайных политических интриг в правительстве Эквадора, провинция Галапагос, то в историю месмеризма, то в научно-технические дебри о роботах и симулякрах. За что она неизменно была Великому благодарна: он всякий раз способствовал расширению её сознания.

Закончив книгу, она садилась писать Ему письмо: всегда особое, всегда иное, с огромной искренностью отдаваясь размышлениям о Книге, не жалея красок и чувств, помня о страшной уязвимости любого творца…

И знаете что? Георгий Анатольевич, как и любой другой, самый заурядный, автор, ждал её отзыва и, получив его, сразу перезванивал, был неизменно взволнован и благодарен – щедро, по-детски. И когда она слышала его мягкий, скорее высокий, скорее приятный голос – все анекдоты и мифы о нём, вся таинственная шелуха куда-то исчезали, и она чувствовала, что заглянула, возможно, в самую сердцевину его беззащитности, сомнений и страхов, хотя бы на минуту облегчив тяжкий и одинокий путь в создание миров.

Затем она писала мобилизующее письмо всем посвящённым – руководителям подразделений допечатной подготовки, работы с типографиями, закупки бумаги, стараясь и в их жизнь внести праздничную приподнятость: «Дорогие мои, сердечные, свершилось! Бумагу такую-то закупаем на тираж такой-то с учётом такого-то количества печатных листов, в кратчайшие сроки!» И сроки всегда были кратчайшими, и успеть надо было всегда к высокому сезону, к книжной ярмарке, и нервотрёпка, ошибки, описки, скачки и падения чередовались с невероятной скоростью – индекс стресса у всей редакции взлетал под небеса…

Вот это она и ощущала, и считала полнотой жизни. Её конкретной жизни. Что не мешало в следующий раз дежурить ночью в редакции, и вскакивать от оглушительного верещания телефона, и стоя вслушиваться в далёкий нереальный голос Великого, зыбким шёпотом ему отвечая.

* * *