Ангелы на кончике иглы

Надежда отрицательно мотнула головой. Благо, она резала лук, и плакать можно было в открытую. Она уже почти убедила себя, что не хочет, чтобы Ивлев у нее появился. Будут лишние разговоры, и только. Но, убедив себя, она все-таки надеялась, что он заедет. Пусть не заходит — она выйдет к нему на лестницу на минуту и возьмет веточку мимозы. Или позвонит, что не может приехать. Пускай придумает любую причину, самую липовую, но пусть придумает!..

В дверь позвонили.

— Граждане, Закаморный, — вбегая в комнату, уверенно сообщила Сироткина, в душе надеясь, что Ивлев. Звонок повторился настойчивей, и она крикнула. — Бегу, бегу!

За порогом действительно стоял Максим, слегка набычившись. Плащ на груди отдувался, выпуклость Закаморный поддерживал обеими руками, скрестив их на груди.

— Целоваться можно? — спросил он, не обращая внимания на сидящих по углам Раппопорта и Анечку с мужем.

— Сегодня можно, — Надя подставила щеку.

— А в губы? — он облапил ее ручищей, поцеловал и в щеки, и в губы, и в шею. — Это подарок…

Он расстегнул плащ и протянул мягкий живой комок.

— Собака? — только и произнесла Надя, не зная, радоваться или расстраиваться.

Щенок дрожал от холода, шерсть у него местами слиплась, лапы покрылись грязью. Тем временем Закаморный вытащил из кармана бутылку «Столичной» и поставил на столик под зеркалом.

— Это еще не весь подарок, Надя, — Максим указал на щенка. — Остальное подарю позже…

Строткина понесла щенка в комнату. Она пустила его на пол, он отбежал к буфету, наделал лужу и скрылся под столом.

— Не имела баба хлопот, — произнесла Раиса Качкарева, редактор отдела литературы и искусства, умеющая к месту вспомнить то, что всем и без нее хорошо известно. — Один щенок заменяет двух детей. Правда, это беспородный, с ним легче.

— Между прочим, — включилась Инна Светлозерская, сидевшая на подоконнике так, чтобы все могли видеть ее ноги. — Это кобелек или сучка?

— Разберемся в процессе размножения, — ответил Максим. — А, кстати, здравствуйте, суки!

— Фу, как неэстетично, Макс, — заметил полулежащий в кресле Яков Маркович. — Ну зачем же так в лоб?

— Он знает новый анекдот, — объяснил Сережа Матрикулов, молодой художник, отработавший на Сахалине три года после окончания полиграфического института и теперь взятый в «Трудовую правду».

— Угадал! — сказал Закаморный. — Представляете, всех с работы выгнали. Остались Лоры, Доры, Жоры и суки. Лоры — это любовницы ответственных работников. Доры — дети ответственных работников. Жоры — жены ответственных работников…

— Прошу не оскорблять мою жену! — вставил Полищук.

— Жена молчит, — заметил Раппопорт. — Возможно, ее это не оскорбляет.

— И… — Максим выдержал паузу, — суки. Это Случайно Уцелевшая Категория Интеллигентов.

— Выпьем мы когда-нибудь? — застонала Раиса. — Или нас сюда заманили лечиться голоданием? Вон, щенку уже дали колбасы. Нам не останется…

Закоморный принял позу чтеца:

— В стране все хуже дело с мясом,

И партия сказала массам:

«Опять шалит интеллигент —

Собак развел в такой момент».

— Я Максима боюсь, — сказала Качкарева.

— И правильно, Раиса Михаиловна, делаете, — согласился Раппопорт.

— Хотя вообще-то, Яков Маркыч, я всех боюсь. На вид-то я мужик, а душа трусливая, бабская… Сегодня вызывает меня Ягубов, протягивает книжку. Смотрю, рассказы про милицию. Автор какой-то Сизов. «Быстренько, Рая, — говорит, — строчите рецензию, да на похвалы не скупитесь». «Ладно, почитаю, — говорю. — А если мне не понравится?» «Понравится, Рая, — заявляет он, — если вам новая квартира нужна». — «То есть?» — «Сизов — зампред Моссовета, ведающий жилой площадью». Я в библиотеку — смотрю: на книгу Сизова уже вышло 52 рецензии. Какие только журналы о нем не пишут!

— Всем квартиры нужны, — сказала жена Полищука.

— Кроме меня, — заметил Максим, разливая водку. — А где, черт возьми, Надя? Или мы будем пить за ее подруг?

Он по очереди внимательно оглядел Катю и Люсю. Больше ему понравилась Люся, но легче достижима была Катя.

— А почему бы и нет? — озорно сказала она, и Закаморный улыбнулся, довольный своим ясновидением.

— Посмотрите, гости, — войдя, Надежда поставила на стол паштет из печени трески с луком и яйцом. — У меня сегодня потрясающие подарки. Целая выставка!

На пианино стоял подсвечник, вырезанный золотыми руками Льва из куска дерева необычной формы. Вот уже полгода Полищук, купив инструменты, резал вечерами по дереву, получая наслаждение от дел рук своих. Подсвечник напоминал скорчившегося от великой муки маленького человечка с огромным фаллосом, на котором человечек, жонглируя, держал горящую свечу. Рядом с подсвечником стояла дощечка, сорванная в лифте: «При повреждении стенок кабины немедленно прекратите пользование лифтом и сообщите диспетчеру». Лишние слова на доске были выскоблены, осталось: «Немедленно прекратите и сообщите». Здесь же, между коробок с конфетами, лежал дар Якова Марковича: кусочек ржавой колючей проволоки, перевязанный розовой лентой с бантом.

— Я тоже хочу проволоку, — попросила Раиса.

— В крови горит огонь желанья, — пропел ей Раппопорт.