Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина

Няня налила мне чаю, усадила около себя за самовар, и мне были видны лица бабушки, священника и Натальи Егоровны.

Бабушка говорила, обращаясь к ним обоим:

– Вот и поезжайте к Митрофанию. Попа на место твое, отец Василий, найму: есть в городе ранний батюшка, отец Прокл, он пойдет с охотой. Проездитесь, Богу помолитесь. Погода хорошая, путь приятный. За меня, грешную, угоднику помолитесь. Поедешь, что ли, отец?

Отец Василий отодвинул от себя стакан, положил на него ложечку и ответил:

– Я бы рад, Павла Павловна, только как отец благочинный посмотрит…

– С ним мое уж дело уладить. Твоя забота уехать.

– Так я что же? Я угодника Митрофания с детства чту.

– А чтишь, так и поезжай. У меня ж в Воронеже кузен Александр в отставке живет, рыбу удит да певчих архиерейских слушает: к нему заедешь от меня с поклоном. А тебе, мать моя, – обратилась бабушка к Наталье Егоровне, – презент дам ему отвезть из домашней снеди. Чай, не откажешь старухе, отвезешь? Поедешь?

– Отвезу, – молвила попадья. – Я как Вася.

– Ну и спасибо, – торопилась бабушка все уладить. – Поезжайте. В степях теперь запах какой от травы идет! Я езживала в молодых годах об эту пору и теперь вспоминаю с удовольствием: травы эти пахучие помню.

– Про это что и говорить, – вставил батюшка, словно чем-то обеспокоясь, – теперь везде хорошо, Павла Павловна: летнее время.

И, слегка изменяя разговор, он обратился к бабушке:

– От угодника о новых чудотворениях в «Епархиальных ведомостях» пишут: слепого отрока исцелил святитель, и при стечении в народе, так что общее уверение было.

И он стал рассказывать бабушке про новые чудеса угодников. Попадья обернулась к няне, с которой я изредка перебрасывался словами.

– Рады, няня, небось, что выходок приехал?

– Рада, матушка, рада, – ответила няня. – Только дома-то его вижу редко, не насмотрюсь, видится, до осени-то. Он у нас дома-то не седун, – кивнула на меня няня, – вот беда.

– Вы любите гулять? – спросила, посмотрев на меня, попадья.

– Люблю, – сказал я и почему-то глянул на бабушку, но та внимательно слушала отца Василия.

– А вы куда любите больше ходить?

Я не ожидал, что она меня еще будет спрашивать, и, смешавшись, назвал первое попавшееся место. Но она живо мне ответила:

– Пчелин овраг я знаю. Как же! Я туда прежде часто ходила. Там земляника самая поздняя бывает: везде сойдет, а там все еще краснеет. И сочная. А если пойти вправо от горелой сосны, то есть место, где малинник по горелому месту идет, и там малина самая крупная, но очень там густо: все платье изорвешь, пока дойдешь. Пчелы то место любят – там ведь и цветов множество: медуница есть и иван-чай, и пчела жужмя жужжит. Там пчельник хорошо бы устроить. И тихо там очень. Никого нет. – Наталья Егоровна остановилась. – Впрочем, я теперь туда не хожу.

– И хорошо, что не ходишь, – вставила бабушка. Она не дослушала, что ей говорил священник. – Малины-то в саду и у тебя сколько хочешь. И место там глухое.

– Я с Васей туда раз ходила, когда еще Коля был жив. – Наталья Егоровна повернулась к мужу: – Помнишь, Вася? Мы после вечерни пошли. Кукушки тогда еще все перекликались, одна перед другой. Кукушкин день был, должно быть, как бабы говорят.

– Помню, как же, помню! – отозвался отец Василий. – Да ведь это и недавно было. Два года минуло недавно, как Коля помер, а это незадолго мы ходили.

Он улыбнулся жене.

– Благо, лесу у нас много; она ведь у меня лесовичка, – кивнул он бабушке на жену.

– Пустяки говоришь, отец, – строго остановила его бабушка. – Она тебе жена, какая такая лесовица? А жена на невидимой веревочке к дому должна быть привязана; вокруг да около ходи, далеко не заходи, а и зайдешь, так про веревочку помни: она хоть и незримая, да веревочка. Вот как надо. – И, прервав себя, она спросила батюшку: – А сколько в дорогу возьмешь?

– Да сотню нужно.

– Больше бери: по дороге в Задонск заедете – святитель великий. Если у тебя нет, я дам.

– Нет, спасибо, есть, – отвечал, вставая, отец Василий. – Хватит.

Все стали прощаться. Бабушка поцеловала в лоб попадью и, провожая до дверей, молвила ей:

– Ну, смотри, мать, от Бога милости мне привози, а и сама помолись хорошенько. Где можно, и пешочком пройди, не все ехать. В Задонске к Тихону зайдите, пешком очень хорошо. Степь кругом, жаворонки поют, а по дороге все богомольцы. На меня, старуху, не сердись, добром помяни.

Наталья Егоровна обняла бабушку и заплакала.

– Ну, чего, чего? – засуетилась бабушка около нее. – Все хорошо будет: Бог видит, Бог слышит. Неужели же не помогает?

Наталья Егоровна отерла слезы и поцеловала бабушке руку. Бабушка погладила ее по волосам и поцеловала.

– Эх, слабена она у тебя, слабена, – сказала она отцу Василию.

Он ничего не ответил и вышел.

3

В тот же вечер я забрался к няне в комнату и не давал ей спать – она уже совсем помолилась Богу перед сном, – приставая с расспросами:

– Куда она уходит? Зачем? И зачем бабушка посылает их на богомолье?

Няня сначала отмалчивалась, а потом сказала, оправляя на ночь лампадку перед образом:

– Затем и посылает, что Лизавета ей наговорила.

– Что наговорила?

– А то, что попадья как бы не ушла.