Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Упоминание Поля Эттли как «Ставицкого» (в написании фамилии допущена ошибка) здесь означает мошенника. Имеется в виду большой политический скандал во Франции, который достигнет своего пика в течение следующих двух недель. Российский еврей Александр Ставиский был объявлен в розыск полицией в связи с финансовой аферой, которая могла скомпрометировать нескольких местных политиков в городе Байонн. Позже его нашли мертвым в коттедже в Шамони. Еще до его смерти, причины которой остались неизвестны (это могло быть самоубийство, но точных свидетельств не было), создавшейся ситуацией воспользовались ксенофобски настроенные правые группировки. 6 февраля 1933 года они организовали демонстрации в Париже, события вышли из-под контроля и привели к многочисленным жертвам. Через три дня социалисты организовали ответную демонстрацию, в которой погибло девять человек и пострадало еще около тысячи. В. С. Познер описывает, как сопровождал туда Эльзу Триоле и Луи Арагона, который должен был написать статью для «Юманите», и вспоминает ужас, охвативший Триоле, когда полиция начала стрелять по участникам шествия [Pozner 2001: 33–36]. Это вызвало кризис в и без того шаткой Третьей Республике, привело к уходу правительства в отставку и послужило катализатором для объединения левых сил против фашизма. Наверняка Замятин и Федин внимательно следили за этими тревожными парижскими событиями, произошедшими как раз перед отъездом последнего.

В конце месяца Людмила написала Федину, к тому времени вернувшемуся домой в СССР, письмо, в котором сквозила печаль:

Плотно захлопнулась дверь… Ах, если бы Вы знали, дорогой наш Федин, наша Россия, какую лютую тоску я испытываю после Вашего отъезда. Особенно мучительны были два первых дня.

У меня нестерпимо «болела душа». Никуда не хотелось выходить (билеты в Comedie Franchise пропали), никого видеть. <…> Сегодня Вы, наверное, в Ленинграде – может быть, еще зимнем, но прекрасном, как всегда. <…> Сидели сегодня долго в кафе (на улице, на солнце) на Елисейских Полях и жалели, что нет Вас с нами. А завтра будем есть блины и будем опять жалеть, что Вы не с нами…

Людмила упомянула, что разговаривала с Эренбургом на следующий день после отъезда Федина, что фактически является одним из немногих свидетельств контакта между Замятиными и Эренбургом после того, как он встретил их в Париже в 1932 году. Так как Федин дружил с Познером, Эренбургом и Савичами, вероятно, во время его приезда во Францию Замятины снова встретились со всеми ними – носителями просоветских взглядов в эмигрантских кругах. Замятин добавил к письму жены приписку от себя:

Этуаль и Конкорд без тебя скучают, я – тоже! Что-то стал опять спать не блестяще… <…> Сидел два дня, писал статью о советских военных романах… <…> Обнаглел до того, что писал уже прямо по-французски. <…> Моего «Чурыгина» здесь скоро будут передавать по радио («Colonial») – можешь слушать в Питере. Когда же это по радио можно будет поговорить с тобой? За отсутствием радио, передай Аграфене, что удостоверение о продлении моего паспорта ей пришлю. При случае узнай, зачем ей это и напиши[553].

Через несколько недель Федин прислал ответное письмо, в котором вспоминал, как хорошо и весело они провели время в Париже: