Чувствую себя погано – настолько, что одно время вел жизнь преимущественно горизонтальную. Настроение – соответствующее. До конца следующей недели, вероятно, просижу в Париже, а затем – вероятно, буду где-нибудь под Парижем – где, это выясню на днях. <…> Может быть, удастся устроить и какое-нибудь более далекое путешествие… например, в Югославию. Решается все это арифметически-просто: количеством франков[561]
.Однако ни одно из его последних начинаний в кинематографе не увенчалось успехом. В 1934 году в Британии велись переговоры (к ним проявили большой интерес некоторые лейбористы) о создании консорциума, в который бы вошли «Совкино» и четыре английские кинокомпании. Среди первых запланированных к постановке фильмов были сценарий Замятина «Петр I» по роману А. Н. Толстого и его собственный «Атилла» [Казнина 1997: 216–217]. Также в январе 1934 года киноактер В. И. Инкижинов, сыгравший главную роль в «Потомке Чингисхана» Пудовкина в 1928 году и живший в Париже, отправил синопсис «Атиллы» в швейцарскую фирму, ранее выразившую к нему интерес. Чуть позже, летом, Инкижинов с энтузиазмом предложил себя Замятину на главную роль[562]
. В то же время последний переписывался с инженером Полем Сико, который сообщил ему, что, как и договаривались, предложил британскому представительству кинокомпании «Gaumont» четыре сценария: «Атилла, Бич Божий», «Тарас Бульба», «Гойя» и «Осужденные». Все эти переговоры мало к чему привели, разве что в 1935 году вышел «Тарас Бульба», снятый А. М. Грановским[563].7 августа Замятин наконец отправил длинное письмо Федину из Бельвю: «Это на высотах под Парижем, и вид отсюда, действительно, чудесный. В нашем распоряжении тут – целая вилла и парк». Они жили в доме доктора и писателя А. Н. Рубакина, сына известного библиофила Н. А. Рубакина[564]
. Замятин наслаждался ароматами цветов, окружавшими дом деревьями и ежевечерним уханьем филина:Отдохнуть тут можно очень хорошо – если только сдуру не сяду за работу Недавно и то тряхнул стариной и написал парочку рассказов (по-русски… для французов). А отдохнуть надо бы: последнее время чувствовал себя препаршиво – мой старый друг колит. Но сейчас уже воскресаю и если пробуду здесь, как рассчитываю, до начала сентября, то растолстею… <…> A propos [кстати], Юрий [Анненков] грозится приехать… на своей новой машине: купил недавно – после того как сделал костюмы для одной фильмы, к которой и я имел некоторое отношение.
Спасибо за извещение о том, что меня «осоюзили». Много с этим было возни? – напиши.
Три дня назад провел здесь полдня в обществе Сержа Прокофьева… <…>
Ты, пожалуй, получишь это как раз перед отъездом в Москву на съезд всемирно-исторического значения [Федина и Старков 1990: 92].
Прокофьев недавно вернулся из интереснейшего путешествия по России, во время которого он проехал по местам, близким Замятину: по каналу имени Москвы и вверх по Оке, Волге, Каме и Беле в Уфу. Июль и август он проводил в Париже, работая над несколькими произведениями для фортепиано, а позже собирался присоединиться к своей семье на юге Франции. Прокофьев принял решение, которое, должно быть, обдумывал и Замятин, – возможно, они даже обсуждали это, когда композитор навестил его. Через полтора года композитор вывезет свою семью из Парижа и вернется в Советский Союз, где, по его мнению, созданную им музыку могли оценить по достоинству [Nice 2003: 317, 336]. Позже, в 1934 году, И. Э. Бабель тоже будет убеждать свою мать и всю семью переехать с ним из Парижа обратно в Россию.
В августе еще одним гостем Замятина стал А.-Ф. Поттешер, опубликовавший воспоминания об их беседе под названием «Три часа на Бельвю с русским писателем Евгением Замятиным»: