Постникова и Иванова-Разумника немного рассердило то, что «Непутевый» попал не к ним, и они настоятельно просили Замятина написать что-то новое для «Заветов», пообещав, что на этот раз его гонорар будет выше[51]
. Поэтому он решил заставить себя доработать историю, связанную с Владивостоком, которую начал еще в январе 1912 года. К середине октября он написал сорок страниц повести «На куличках», а когда Людмила пообещала, что скоро приедет, поставил перед собой цель завершить работу над ней до приезда жены[52]. Однако вскоре он сник:Миленькая, прости – я устал писать «На куличках» – не могу. Вчера вот – усадил себя, писал, а потом часов до 3-х не спал. Вот, когда приедешь, погружусь в тебя, обновлюсь, прочитаю тебе написанное – вот, тогда только, может, опять возьмусь медленно, понемногу. <…> А все-таки – черновая работа кончена, вышло страниц 80 с лишком. Пока не очень-то нравится. Даже больше: пока – все это мне осточертело, как-то и не думается об этом, а только о… Да, знаешь, конечно, о ком и о чем[53]
.Но пока он дожидался ее приезда, в начале ноября его охватил новый прилив вдохновения: «Нужно было что-нибудь новое, занялся новым, совсем неожиданным рассказом, который уже почти и кончил – написано 6 глав, осталась одна». Вероятно, речь идет о рассказе «Чрево», повествующем о крестьянке, которая убивает своего мужа после побоев и потери ребенка, зачатого от любовника. Самое поразительное в этом рассказе – не вопрос справедливости и возмездия, а чувственность, с какой описываются беременность героини и предвосхищение процесса кормления ребенка:
Ведь Афимья баба молодая, сытая, крепкая: как ребенка не зажелать? Ведь чрево у ней – как земля пересохшая – дождя ждет, чтобы родить. Ведь груди – как почки о весеннюю пору – налились, набухли, ждут расцвести, ждут сладкое молоко точить. И есть ли что слаще в бабьем житье, как не это вот: всю себя расточать, кровью-молоком исходить, выносить, выкормить дите первенькое? <…> Господи, ведь сосать будет, вот тут вот, вот тут…
Последующие описания жестокостей, из которых состоит жизнь крестьянки, будут иногда мелькать и в других рассказах, но зачарованная озабоченность процессом рождения ребенка – темой, которая была так болезненно актуальна для бездетной четы Замятиных, – сохранится во всей его прозе вплоть до конца 1920-х годов.
В десятых числах ноября Людмила навестила мужа в Николаеве, а уже к концу декабря он писал ей, что наконец едет домой в Петербург. Он был уверен в том, что начинается новый этап в его жизни. Ему по-прежнему приходилось работать инженером и преподавателем, чтобы получать средства для существования. Тем не менее многочисленные хвалебные отзывы на его повесть «Уездное» и новый прилив вдохновения, благодаря которому в течение 1913 года он написал еще несколько рассказов, показывали, что литература открывает ему путь к успеху. Его здоровье все еще было слабым, но, несмотря на его ворчание, домашняя жизнь стала более комфортной благодаря поддержке и привязанности жены и заботе прислуги. Снятие официального запрета на проживание в Санкт-Петербурге устранило источник мелких беспокойств. Все позволяло надеяться, что 1914 год принесет интересные возможности.