Уж почти что год из России. Обрыдла мне заграница за этот год вот так – просто мочи моей нет. В январе-феврале думаю вырвусь отсюда и домой вернусь, хоть мясопустую жизнь вести – да зато русскую. Изголодался я тут в Англии: мяса – сколько хочешь, а людей – мало. И все машины, уголь, копоть и грохот. <…> Так вот и я, в колесах с утра до ночи, весь год провертелся. И уж куда там писать: не написал ничего, хоть и чесались руки подчас. Нелепо оно как-то выходит: занесла буревая в Англию эту, и живешь тут невесть зачем, и делаешь невесть что – только не то, что хочется. Неужто этак и дальше пойдет? Неужто и Новый Год все такой же будет?[91]
Во время пребывания за рубежом Замятину было важно быть в курсе литературных событий в России, но раздобыть русские книги было трудно. В письмах он упрашивал Людмилу прислать ему некоторые из них: новый рассказ Есенина «Яр», новый сборник П. Д. Успенского «Разговоры с дьяволом. Оккультные рассказы», русские переводы «Железной пяты» Джека Лондона и «Обломки крушения» Уильяма Локка. Видимо, он все же предпочитал читать на русском, а не на английском, который не изучал в школе. Кроме того, он снова читал переписку Чехова[92]
.Пока он был в отъезде, его собственные рассказы продолжали издаваться в России: рассказ «Кряжи» из сборника «Уездное» был переиздан, а «Письменно» был опубликован в «Биржевых ведомостях» от 21 марта 1916 года, хотя он потом клялся, что ничего больше посылать им не будет, так как издание мало платило авторам[93]
. «Африка» была опубликована той же весной в «Северных записках», и, несмотря на цензурный запрет от 1914 года, Замятин продолжал попытки найти в Москве издателя для своей скандальной повести «На куличках»[94]. Вполне вероятно, что Максим Горький впервые заметил Замятина после публикации повести «Уездное» в «Заветах» в 1913 году, хотя тогда их встреча не состоялась. В начале 1916 года новый журнал Горького «Летопись» опубликовал рецензию В. П. Полонского, хвалившего рассказ: «Пишет он кратко и резко – точно из камня высекает контуры» [Примочкина 1987:148; BDIC, dossier 210]. В следующем выпуске «Летописи» (номер 4) Горький опубликовал «Бога», «Дьячка» и «Петьку» (под названием «Дрянь-мальчишка») – последний рассказ изначально был предназначен для благотворительного проекта Ремизова [Примочкина 1996: 181]. Замятина очень расстраивало то, что, покинув страну как раз в тот момент, когда его известность заметно выросла, он был вынужден находиться вдали от всех важных событий. Он изводил Людмилу просьбами вырезать и отправлять ему всю вышедшую критику, особенно на сборник «Уездное».В сентябре 1916 года пришло еще одно письмо от С. А. Венгерова с просьбой предоставить дополнительную информацию для его «Критико-биографического словаря русских писателей и ученых». На этот раз Венгеров попросил его рассказать, что оказало интеллектуальное и социальное влияние на его развитие как писателя и как он смог достичь «…такого блистательного усвоения народной речи». Он спрашивал, как это часто делали рецензенты прозы Замятина, повлиял ли на него Ремизов[95]
. В ответе, посланном через три месяца, Замятин писал, что его язык сформировался в период детства и юности в Лебедяни, и особенно при участии бабушки по материнской линии Анастасии Васильевны, знавшей огромное количество народных поговорок, заклинаний и примет. Он также отчасти перенял емкую речь, свойственную жителям Костромской губернии, от своих друзей, в том числе от Гребенщикова:Ремизова лично узнал не очень давно, да и книги его стал читать сравнительно поздно. Кладовая языка у меня и у Ремизова разные: у него – рукописи и редкостные книги, а я книгами почти не пользовался. Внутреннее мое несходство с Ремизовым – чем дальше, тем, вероятно, будет больше заметно.