Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Другим проектом, который вели Горький и издатель 3. И. Гржебин параллельно со «Всемирной литературой», было издание 100 томов великих произведений русской литературы, начиная с Фонвизина и до настоящего времени. Тексты отбирались на основе списка, весьма тщательно составленного Блоком. В редакцию, выпускавшую эту литературную серию, вошли уже знакомые ключевые фигуры: Блок, Горький, Замятин, Гумилев, Чуковский. Чуковский рассказывает, что в тот день, когда состоялось торжественное открытие Дома искусств (19 ноября), почти все эти писатели побывали еще на трех встречах в другом аристократическом особняке на Моховой, который был выделен Горькому для «Всемирной литературы» и связанных с ней проектов. Эти встречи были посвящены планированию серий «Исторической драмы», «Всемирной литературы» и «100 лучших русских книг», и на них одновременно велись серьезные дискуссии и обсуждались сплетни. Пока писатели заседали, художник Ю. П. Анненков написал блестящий портрет Тихонова в обмен на пуд (17 килограммов) белой муки: таковы были условия художественного труда из-за повсеместной нехватки еды и дров [Галушкин и Любимова 1999: 117] («Воспоминания о Блоке» (1921)); [Чуковский 2003: 141, 143–144].

В течение 1919 года у Замятина периодически случались стычки с большевистской милицией – очевидно, что его статьи с оппозиционными идеями не остались незамеченными. Каждый раз Горький спасал его. В начале года мать писателя выселили из их семейного дома в Лебедяни, и, находясь в Петрограде, Замятин обратился к Горькому за помощью. Тот послал телеграмму и ходатайство в местный Совет, и Марии Александровне разрешили вернуться[121]. 15 февраля ЧК провела обыск в квартире Замятина, изъяла часть его корреспонденции и задержала его. На допросе он объяснил, что в настоящее время не принадлежит ни к одной из партий, хотя в студенческие годы входил в большевистскую ячейку РСДРП. Он отрицал связь с эсерами, хотя и признавал, что в ходе своей литературной деятельности имел дело с некоторыми из них. Можно предположить, что при этом он ничего не сказал о разговоре со своим бывшим редактором Миролюбовым, состоявшемся примерно в это же время, в ходе которого он осудил большевиков и признался, что его все больше тянет к эсерам, которые просили его чаще писать для «Дела народа»[122]. Он объяснил ЧК, что занимал две должности – редактора «Всемирной литературы» и преподавателя в Петроградском политехническом институте. Он обратил их внимание на свои профессиональные и личные связи с Горьким:

В настоящее время, когда я – по указанию того же Горького и целого ряда критиков – пришел к выводу, что моим призванием является именно художественная литература, – в настоящее время ни к политике, ни к политическим партиям отношения не имею и поэтому производством обыска и ареста весьма удивлен.

Его освободили в тот же день, а дело замяли[123]. По-видимому, именно этот арест Замятин описывает в автобиографии от 1923 года, но ошибочно датирует его следующим месяцем: «В марте 1919 г. – вместе с А. А. Блоком, А. М. Ремизовым, Р. В. Иванов-Разумником, К. С. Петров-Водкиным – был арестован и провел ночь на Гороховой» <дом ЧК> [Галушкин и Любимова 1999: 5] (Автобиография 1923 года). Эти аресты были связаны с выявлением в Москве «эсерского» заговора. Большинство задержанных писателей и художников были почти сразу освобождены, но некоторых, например Блока, продержали под стражей еще пару ночей [Рушап 1980:332–333]. В мае Замятина опять ненадолго арестовали, и 20 мая Горькому пришлось вновь ходатайствовать за него перед петроградскими властями: «Я прошу Вас освободить Е. И. Замятина, как лицо, крайне необходимое для работы “Всемирной литературы”, и как преподавателя Политехникума. Очень обяжете меня исполнением этой просьбы» [Примочкина 1996: 182].