Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Помимо этих разрозненных деталей, есть лишь скудные свидетельства о жизни Замятина в 1919 году – неизвестно, например, где он провел лето. Сохранилось также мало информации о творческой работе писателя в том году. Это придает убедительности предположению первого биографа Замятина, Алекса Шейна, о том, что, должно быть, именно в этот период он закончил основную работу над черновиком романа «Мы» [Shane 1968: 37]. Это подтверждается отдельными автобиографическими заметками сделанными Замятиным в 1920 году: «В 1919 г. написана большая повесть, которая при существующих цензурных условиях едва ли может быть скоро напечатана» [РГАЛИ. Ф. 1776. Оп. 2. Ед. хр. 3]. К написанию романа Замятина подвиг опыт недавней поездки в Англию, где трудности военного времени привели к высокой механизации труда. Повлияло также его неприятие социального конформизма и подавления эротических желаний, с которыми он столкнулся на Западе. Эти впечатления он соединил с мыслями о том, что могло бы получиться, если реализовать речи большевиков о коммунистическом государстве будущего. Замятин интерпретировал в своем тексте кошмарные инсинуации поэмы пролеткультовского поэта Кириллова «Мы», заимствовав при этом ее название. Единое Государство в романе Замятина – это тоталитарный режим далекого будущего, для которого уравнительная коллективная логика стала важнее творческой и сексуальной свободы личности. Все граждане («нумера») Единого Государства живут в соответствии с установленными властями нормами, регулирующими их работу, досуг, сексуальную активность и право иметь детей. Происходит попытка восстания силами подрывной группы («Мефи») во главе с 1-330, роковой женщиной, вызвавшей у главного инженера Д-503 сомнения в верности математических аксиом, до этого определявших его конформистское существование. Д-503 ценен для повстанцев тем, что он спроектировал ракету «Интеграл», построенную для завоевания других планет. Роман «Мы» написан в форме дневника, который ведет Д-503, – в нем отражается его смятение, растущее по мере того, как он сначала поддается эротическому влечению, а затем уступает аргументам, ставящим под сомнение «рациональные» основы Единого Государства. Выпад автора против коммунистической утопии вполне очевиден.

Роман выдвигает обвинение Западу и одновременно предупреждает об опасностях, ожидающих советское государство, проводя неожиданные аналогии между буржуазной Англией и русским послереволюционным обществом. Четверть века спустя Джордж Оруэлл несомненно прочитал текст именно под таким углом:

Вполне вероятно <…>, что Замятин не намеревался делать советский режим мишенью своей сатиры. Создавая роман еще до смерти Ленина, он не мог иметь в виду сталинскую диктатуру, а условия в России 1923 года были таковы, что вряд ли кто-либо стал бы бунтовать против них на том основании, что жизнь становится слишком безопасной и комфортной. Замятин, похоже, критиковал не какую-то конкретную страну, а предполагаемые цели индустриальной цивилизации. <…> Фактически это исследование Машины – того джинна, которого человек бездумно выпустил из бутылки и теперь не может загнать обратно[124].

Ошибка Оруэлла, считающего, что роман «Мы» был создан в 1923, а не в 1919–1920 годах, лишь подчеркивает правильность его аргумента о том, что в первое время после 1917 года было еще рано критиковать советский социализм в его окончательно сформировавшемся тоталитарном варианте. Объекты сатиры самого Оруэлла в его романе «1984», на создание которого в какой-то мере повлияло прочтение замятинского «Мы», также были обобщенными, а не конкретными: