Английские и шотландские баллады

Связь народной баллады с литературой можно заметить уже в драматургии Шекспира[9], где отдельные баллады являются источником сюжета, оказывают влияние на развитие действия, придают пьесе определенное звучание и, наконец, становятся «структурным элементом образа». Но как поэтический жанр баллада утвердилась в английской литературе лишь во второй половине XVIII в., когда, как указывает В. М. Жирмунский, она оказалась созвучной новым литературным направлениям. С этого времени поэты различного дарования постепенно начали преображать ее традиционные черты.

Среди первых поэтов, в чьем творчестве появляются баллады, был Роберт Бернс. Его крестьянское происхождение, идейная близость к сентиментализму определили его интерес к шотландской народной поэзии. Но собирая и записывая знакомые ему с детства песни, он, естественно, отбирал то, что больше соответствовало его собственным поэтическим наклонностям, общему направлению его таланта. Бернса больше притягивала сегодняшняя живая жизнь, чем далекое прошлое, и в народной поэзии его больше привлекали лирические любовные песни, чем баллады. Этим объясняются изменения, внесенные им в балладу «Прекрасная Анни из Лох-Роян», которую он назвал именем героя «Лорд Грегори». Бернс сжал повествовательную часть баллады до одного катрена и оставил только драматический монолог героини — кульминацию действия. Исчез фон и все персонажи, в том числе и сам Грегори. Баллада фактически перерастает в драматическую любовную песню — жалобу покинутой девушки. Переходной формой от любовной баллады к песне является и баллада «Наша юная леди .», ее народный вариант, как указывает Ллойд[10], тоже тяготеет к песне. Светлая тональность баллады вполне в духе жизнеутверждающей бернсовской поэзии.

Знаменитая баллада «Джон Ячменное зерно» тоже основана на одноименной народной балладе. Бернс очень близко придерживается содержания старой баллады и сохраняет ее форму: синтаксический рисунок, повторение, поэтическую символику. Но концовка баллады Бернса иная, и образ Джона Ячменное зерно изменен. В народной балладе отношение к нему двойственное: Джон Ячменное зерно веселит сердца, но и разоряет людей, лишает их разума. У Бернса Джон Ячменное зерно — истинный герой, это символ Шотландии и ее народа. Он бессмертен, сколько бы испытаний ни выпало на его долю. Баллада приобретает общественное звучание и, несмотря на свой вневременной сюжет, соответствует настроению демократических кругов накануне Французской революции.

К этому же времени относится и баллада Уильяма Блейка о «Короле Гвине», включенная в первый сборник поэта «Поэтические наброски» (1783). В балладе брошен вызов общественной несправедливости и тирании [11]. Воспоминание о далеком средневековье в балладе романтика Блейка — это не любование живописным колоритом, не тоска по героическому прошлому, а грозное предостережение современным тиранам. Впервые в балладе Блейка — бунт становится предметом поэтизации. Обратившись к балладе, Блейк выражает возмущение разоренного английского крестьянина в той поэтической форме, которая была наиболее близка этому крестьянину. Но, сохраняя балладную строфику и стилистические приемы, Блейк незаметно усложняет балладу, вводя в нее космические образы, не свойственные народной поэзии. Так устойчивый жанр приобретает новые черты.

Дальнейшую эволюцию баллада претерпевает в творчестве романтиков XIX в.: Вордсворта, Саути, Кольриджа, Китса, Вальтера Скотта [12]. В балладах каждого из них просвечивает его собственная поэтическая индивидуальность. Если Вордсворт в стремлении найти поэзию в будничной жизни сельской Англии придавал балладе нарочитую прозаичность, строя ее сюжет на незамысловатых эпизодах деревенской хроники («Юродивый мальчик»), то Саути свои мистические настроения выразил в фантастических балладах на средневековые сюжеты («Доника», «Баллада о св. Антидии, Папе и дьяволе» и др.), а Вальтер Скотт, собиравший и публиковавший народные шотландские баллады [13], старался вдохнуть в свои баллады дух исторического прошлого и дать почувствовать его аромат. В этом смысле его баллады стали подготовкой к историческим романам.

К балладам обратились и романтики следующих поколений: Теннисон, Россетти, Суинберн, Стивенсон, но от народной традиции они отошли очень далеко. Даже знаменитая баллада Стивенсона «Вересковый мед», навеянная шотландской легендой, сохраняет от народной баллады только формальные особенности; ее драматический конфликт и действующие лица чужды старой балладе. Поэтизация героической и жестокой стойкости людей из побежденного «варварского» племени, защитивших ценою жизни свою национальную гордость, не свойственна позднесредневековому сознанию. Она могла возникнуть только в XIX в., когда нравственный героизм «диких» народов, далеких от христианства и античной цивилизации, стал вызывать сочувствие и уважение у поэтов, воспевших человечество во всем его бесконечном разнообразии.