Английские письма или история кавалера Грандисона

Открой намъ свое сердце, возлюбленнйшая моя, безъ всякаго затрудненія и стыда. Ты конечно уврена въ нашей къ теб нжности. Молодая особа не должна почитать себ за нещастіе то, что любитъ добродтельнаго человка. Любовь есть естественная и пылкая страсть, Ты изьявила отличнйшими засвидтельствованіями, что неблагоразуміе и легкомысленность суть пороки неприличные твоему свойству. Г. Гревилль, со всею своею веселостію, Г. Фенвичь, со всми своими ласкательствами, Г. Ормъ, коего я гораздо боле почитаю, съ своимъ уваженіемъ и преданностію, ни покорный Фулеръ, ниже лютой и злой Поллексфенъ, не могли открыть въ теб даже нималйшей тни слабости или тщеславія. Сколь благополучно избгла ты всхъ тхъ опасностей, въ кои удивительная сія страсть часто вовлекаетъ другаго свойства душъ. Съ какою учтивостію и достоинствомъ ни обрла ты правъ надъ почтеніемъ и уваженіемъ даже отъ самихъ тхъ, коихъ предложенія ты отвергла? И какія же были побудительныя твои причины къ отверженію оныхъ? Конечно сіе произсходило не отъ гордости, но отъ превосходства главныхъ твоихъ причинъ, то есть: что ты не почитала за долгъ слушать тхъ, къ которымъ чувствовала, что не можетъ никогда ощущать такой любви, какую необходимо должна оказывать честная супруга своему мужу. Наконецъ, когда ты повстрчалась с такимъ человкомъ, которой достоинъ твоей любви, которой могущественно защищалъ тебя отъ презрительнаго и подлаго злодянія, которой есть превосходнйшій изъ братьевъ, друзей и господъ, самый храбрйшій и добродтельнйшій изъ всхъ человковъ; то удивительно ли что сердце, даже до сего времени непоколебимое, изьявляетъ чувствительность признательность такому сердцу, которое ему уподобляется? Какую же причину имла бы ты отъ того краснть? И для чегожъ, любезная моя Генріетта, скрываешь ты внутренное свое чувствіе отъ такихъ ближнихъ, коихъ склонности совершенно сообразны съ твоими? Ты видишь, любезная моя внука, что неизвстность, въ коей мы находимся, ни мало намъ не препятствуетъ говорить съ удивленіемъ о такомъ человк, коему весь свтъ отдаетъ сію справедливость. Мы не усматриваемъ въ себ нималйшаго лукавства; и ты не имешь необходимости быть руководимою столь презрительнымъ учтивствомъ. Твое воспитаніе, любезная моя, не позволяетъ теб имть никакого лукавства. Притворство совершенно теб не прилично. Кажется и самое малое дитя, познаетъ изъ большей части послднихъ твоихъ писемъ, что ты чувствуешь любовь. Но хотябъ твоя склонность была щастлива или нтъ, когда ты почитаешь за славу ощущать оную къ такому предмту, которой исполненъ нжными чувствованіями, иметъ хорошіе нравы, и произходитъ отъ знатной породы, и коего вс твои ближнія равно какъ и ты любятъ; то предмтъ нжности моея, дражайшая Генріетта, украшеніе моея жизни, и утшеніе моея старости, старайся, изъ любви ко мн и всей твоей фамиліи, возъимть надъ своимъ сердцемъ столько власти, что естьли успхъ не будетъ соотвтствовать общимъ нашимъ желаніямъ, чтобъ твое здравіе нимало чрезъ то не пострадало; здравіе толико намъ драгоцнное! и чтобъ ты не причислена была къ тмъ нещастнымъ двицамъ, которыя предаются во власть слпой страсти. Чмъ боле предмтъ возъиметъ силы воспламнить твои желанія, тмъ побда будетъ славне, естьли ты оную одержишь. Однако, любезная моя дочь, ршись открыть намъ свое сердце, дабы мы были въ состояніи вспомоществовать теб нашими совтами, и нимало не опасайся шутливыхъ изрченій твоего дяди; онъ составляетъ себ изъ оныхъ увселеніе, которое иногда и насъ развселяетъ; но врь, что его разсужденія не произведутъ надъ вами никакого впечатлнія. Теб небезъизвстно, что честное его сердце равно соединено какъ и наши, съ сердцемъ любезной нашей дочери; онъ такое же будетъ принимать участіе какъ и мы въ ея скорьби, естьли случиться какое ниесть нещастіе его племянниц.