Однако я не прежде начала познавать силу моихъ чувствованій, какъ въ то время, когда мн сдлано предложеніе о Граф Бельведер,
и при томъ столь важнымъ голосомъ, что я отъ того озаботиласъ. Я взирала на Графа, какъ на рушителя моей надежды, а при всемъ томъ не могла отвчать на вопросы моихъ родителей кои желали знать причину моего отрицанія. Какуюжъ могла я привесть имъ причину когда не кто инной, какъ свое предупрежденіе въ пользу другаго человка, предупрежденіе совершенно скрытое въ глубин моего сердца. Но я себ самой свидтельствовала, что скоре умру нежели буду женою человка противнаго моему исповданія. Я ревностно слдую по стезямъ Католическія вры. Вс мои родственники не съ меньшимъ усердіемъ ее исповдаютъ. Сколько зла не желала я сему упорному еретику, такимъ именемъ часто я его называла; сему человку, которой первый моему сердцу сталъ непротивенъ; ибо тогда еще васъ не знала, любезная моя госпожа Бемонтъ. Я дйствительно думаю, что онъ самой упорной изъ всхъ когда либо изъ Англіи вызжавшихъ протестантовъ. Какую нужду имлъ онъ хать въ Италію? Зачемъ бы не жить ему между своимъ народомъ? или естьли ему должно было сюда пріхать, то для чего здсь такъ долго оставаться и закоснвать въ своемъ упорств, какъ бы для пренебреженія тхъ, кои его столь дружелюбно къ себ приняли? Въ тайн сіи укоризны исторгались изъ моего сердца. Съ начала мн ‹в книге текст испорчен› что я не имла в разсужденіи его участія, кром желанія дабы онъ добился получить себ спасеніе. Но потомъ чувствуя, что онъ былъ нуженъ къ моему благополучію, да не оставляя однако намренія отъ него отречься, естьли не обратится въ Католическую вру, употребила я вс свои старанія,дабы его обратить на путь истинны въ томъ чаяніи, что могу все получить отъ снизходительныхъ моихъ родителей и уврена будучи, что онъ наше сродство вмнитъ себ въ честь, естьли мы въ семъ спасительномъ дл его преодолемъ.Но когда я отчаялась его убдить, то приняла намреніе обратить свои усилія на самую себя, и преодолть страсть или скончать свою жизнъ. О! Сударыня, сколько трудовъ перенесла я въ семъ бореніи! мой духовникъ исполнилъ меня страхомъ небеснаго мщенія. Горнишная моя также не преставала меня мучитъ. Родители мои понуждали меня взирать благопріятно на Графа Бельведере. Графъ
надокучилъ мн своими стараніями. Кавалеръ боле еще умножилъ сіи гоненія, говоря мн въ пользу Графа. Боже мой! что длать! на что ршиться! ни минуты нтъ покоя, ни свободы дабы посудить, размыслить и отдать самой себ отчетъ въ собственныхъ своихъ чувствованіяхъ! Какъ бы могла я матушку свою взять себ въ повренную? Разсудокъ мой боролся съ страстію, и я всегда надялась что онъ останется побдителемъ. Я боролась съ великою силою: но какъ каждой день трудности сіи усугублялись, то почувствовала я, что такое бореніе для силъ моихъ надмру жестоко. Почто не знала я тогда Гжи. Бемонтъ съ коею моглабъ посовтаться? По сему неудивительно, что я стала жертвою глубокой меланхоліи, которая понуждала меня хранить молчаніе! Наконецъ Кавалеръ намрился насъ оставишъ. Какого мученія, но какой и радости не ощутила я при сей вдомости? Я дйствительно уповала, что его отсудствіе востановитъ мой покой. На канун его отъзда я вмняла въ нкое торжество свой съ нимъ поступокъ предъ всею нашею фамиліею. Онъ былъ единообразенъ. Я казалась веселою, спокойною и щастливою въ самой себ: я удивлялась той радости, которую причиняла дражайшимъ моимъ родственникамъ. Я молила о его благополучіи во всю его жизнь, благодарила его за удовольствіе и пользу, которую получила отъ его наставленій и желала чтобъ онъ никогда не былъ безъ такого человка, коегобъ дружество столько ему пріятно казалось сколько его для меня. Я была тмъ больше собою довольна, что не чувствовала никакой нужды длать себ насиліе, дабы сокрыть сердечное свое мученіе. Я изъ сего выводила хорошее на будущее время предзнаменованіе и столь свободно съ нимъ простилась, что онъ, казалось, того и ожидать не могъ. Мн въ первые показалось, что усмотрла въ его взорахъ нкое пристрастіе, по которому я о немъ пожалла, и думала что себя жалть мн не на что, воображая что со всемъ свободна. Однако при отъзд его я чувствовала движеніе. Когда дверь за нимъ затворилась; то сказала я сама въ себ, и такъ она никогда уже не отворится, чтобъ пропустить сего любезнаго иностранца! За симъ разсужденіемъ вырвался вздохъ изъ груди моей. Но ктобъ могъ его запримтить? Я никогда не разставалась съ отъзжающими моими друзьями, не оказавъ имъ знака чувствительности моей при разлук съ ними. Батюшка прижалъ меня къ своей груди, матушка поцловала, братецъ Епископъ называлъ меня многими нжными именами, и вс мои друзья, поздравляя меня веселостію, какую во мн видли, говорили что начинаютъ во мн узнавать свою Клементину. Я отъ нихъ удалилась въ полномъ удовольствіи, какое сама подала дражайшей нашей фамиліи, въ коей долгое время питала собою глубокую печалъ.