Английские письма или история кавалера Грандисона

Матушка общала позволишь ей возвратиться въ Флоренцію. Тогда пришла она опять въ разумъ. О естьлибъ она ухала прежде разговора съ своимъ духовникомъ! вс въ фамиліи того же теперь желаютъ. Какъ скоро она увидла себя на един со мною, то сказала мн: Камилла за чемъ отягощать Кавалера Грандиссона? Къ чему служитъ гнвъ противъ его? Въ етомъ мало великодушія. Обязанъ ли онъ взять двицу, которая по излишней своей торопливости сдлалась можетъ быть презрительною въ его глазахъ? Я не могу терпть, чтобы съ нимъ худо было поступаемо. Но чтобъ никогда не произносили предо мною его имени. Она тутъ не много остановиласъ. По томъ опять начала: однако, Камилла, должно согласиться, что очень трудно сносить презрніе. Тогда она встала со стула; и съ сего времени припадки ея подъ различными видами показываются. То говоритъ она сама съ собою, то кажется кому другому, и всегда показываетъ видъ изумленія или ужаса; иногда она дрожжитъ, какъ обыкновенно бываетъ вдругъ отъ испугу, и хотя сидитъ хотя стоитъ, но никогда не бываетъ спокойна. Хотя она мучится, оказывая разные знаки печали и унынія; но не видно чтобъ когда плакала она, которая всхъ въ слезы приводитъ. Въ ея речахъ кажется я замтила что она повторяетъ часть того разговора, которой произходилъ между ею и духовникомъ. Но ничего столь часто она не говоритъ, кром сихъ трехъ словъ: Боже! быть презираемою! а однажды сказала: быть презираемою отъ Протестанта? Какой стыдъ!

Таково есть состояніе моей нещастной госпожи, присовокупила Камилла. Я вижу, государь мой, что сіе повствованіе васъ трогаетъ: вы чувствительны къ состраданію; великодушіе составляетъ также часть вашего свойства. Вы любите мою госпожу. Не возможное дло, чтобъ вы ее не любили. Сколь я жалю о мученіяхъ раздирающихъ ваше сердце? любовь моей госпожи къ вамъ простиралась дале проходящаго сего свта. Она желала быть вчно вашею.

Камилла могла бы еще и боле выражать нжность свою къ такой госпож, которую она съ ребячества воспитала. Но я не чувствовалъ силъ говорить; а хотябъ и могъ, то съ какимъ бы намреніемъ сталъ я изображать ей мученія моего сердца? Я благодарилъ ей за такія ея желанія. Я поручилъ ей сказать Іерониму, что я вчно уважать буду его дружбу, что моя къ нему пріязнь равняется съ тмъ почтеніемъ, которое имю ко всей его знаменитой фамиліи и что все что у меня ниесть, не выключая самой жизни, будетъ всегда употребляемо по ихъ благоразсужденію. А какъ она прощалась со мною, то надлъ я ей на палецъ бриліантовой перстень, снявъ его съ своего и говоря ей, что боюсь дабы не запрещенъ мн былъ входъ въ домъ Порреттовъ и чтобъ тмъ не лишился случаевъ съ нею говоритъ. Она долго отказывалась его принять, но наконецъ согласилась на мои сильныя прозьбы.

Какія бы другіе договоры, любезной Докторъ, могъ я отвергнуть? Сколько умножились мои печали отъ повствованія Камиллы? Главнйшее мое утшеніе въ семъ прискорбномъ произшествіи есть то, что о всхъ своихъ размышленіяхъ, почитаю себя оправданнымъ свидтельствомъ моего сердца, тмъ боле что никогда можетъ быть не бывало столь великаго примра безкорыстности; ибо земля не производила еще ничего столь благороднаго, какъ Клементина.

Замчаніе. На другой день Г. Грандиссонъ получилъ слдующее письмо отъ Г. Іеронима.

Васъ ли, любезный другъ, долженъ я осуждать въ жесточайшемъ и самомъ нещастномъ произшествіи? Сего сдлать по справедливости я не могу: родителей ли моихъ? Они сами себя осуждаютъ, что позволили вамъ столь свободной доступъ къ ихъ дочери. Однако они признаютъ, что вы поступили весьма благородно. Но они забыли, что у ихъ дочери есть свои глаза. Кто не зналъ ея разсмотрительности? Кто не могъ вдати ея почтенія и наклонности къ достоинствамъ? Такъ долженъ я осуждать свою сестру? Нтъ, конечно нтъ. Мене еще могу я осуждать двухъ ея другихъ братьевъ. Но не на меня должно обратиться сіе осужденіе? Сія дражайшая сестра, сказано мн, призналась Гж. Бемонтъ, что нжнйшая склонность, кою она во мн къ вамъ усмотрла, имла вліяніе надъ ея сердцемъ. И такъ долженъ я самаго себя обвинять? Когда я разсуждаю о своемъ намреніи и о правости своихъ чувствованій къ такому человку, коему обязанъ жизнію и склонностію своею къ добродтели; то не могу себя почитать виновнымъ, естьли предавался когда либо восторгамъ произходящимъ отъ моей признательности. Не ужели не найду я никого, коего бы могли мы обвинить въ моемъ нещастіи. Оно весьма странно въ своемъ род и обстоятельства онаго безпримрны!

Но справедливо ли, чтобъ была столь противная разность между двумя законами? Надлежитъ тому вритъ. Епископъ Ноцера въ томъ удостовряетъ. Клементина такъ думаетъ. Родители мои въ томъ убждены.

Но вашъ батюшка такое ли мнніе о томъ иметъ? Не желаете ли, Кавалеръ, чтобъ мы его избрали нашимъ судіею? Нтъ, вы того не захотите. Вы столь же твердо убждены, какъ и мы, хотя по правд и не такія имете причины.