Английский детектив. Лучшее за 200 лет

Прямо в разгар нашей лимериковой лихорадки один из школьных служителей, Мартин, слег со скарлатиной. Ему дали больничный на несколько дней и отправили в сельскую больницу в Западном Нортоне, иначе, кажется, должны были закрыть школу. Именно в тот момент дворецкий Фишера решил уволиться, и они искали нового. Один парень ответил на объявление, но старый дворецкий передумал и решил остаться, так что парню отказали. Ну, потом, кажется, он прослышал, что один из наших заболел, и попросил Покетса (нашего директора) о временной работе, пока тот парень все обдумывает. Конечно, работа была похуже прежней, но лучше, чем ничего. И вот так он попал в школу.

Существенная разница с шалопаем Мартином – парень был до ужаса представительным и важным, прямо как настоящий дворецкий, кем, собственно, он и являлся. С Мартином мы все дружили, но с новичком дружить было невозможно: слишком уж он уважительно себя вел. И что самое забавное: чем уважительнее было его поведение, тем сильнее мы его боялись.

В нашей школе существовало несколько смешных традиций. Например, на обед всегда подавали пиво и кто угодно мог его пить, но, кажись, пиво было таким слабым, что не могло ударить в голову. Еще одной традицией был запрет говорить за столом, пока дежурный учитель не прозвонит в звонок. Если намедни кто-нибудь куролесил, то он и не звонил, и тогда за любую болтовню, кроме как «Передай, пожалуйста, соль» и все в таком роде, можно было остаться после уроков, как будто ты болтал в классе, – и это было уже слишком. Но обычно звонок звонил, мы хором выкрикивали «Спасибо, сэр!» и начинали болтать в полный голос, так, что, как говорил Уолли, даже чавканья Огги было не слыхать.

Правда, после того, как к нам заявился этот дворецкий, казалось, даже после звонка мы не сможем нормально болтать. Ребята постоянно следили за ним взглядом, а когда он подходил предложить тебе картошку и на тебя все начинали пялиться, легко можно было остаться без нее. Многие из нас видели на каникулах пьесу Барри «Кричтон Великолепный»; новичок был так похож на главного героя, что мы сходу окрестили его Кричтоном, и теперь я даже не помню, как по-настоящему его звали.

Мартин говорил «сэр» только учителям, но Кричтон относился к юному Хопкинсу с тем же уважением, что и к директору Покетсу, и что бы у него ни спрашивали, отвечал: «Спасибо, сэр», как будто ему что-то подарили. Думаю, это по привычке. Не слишком высокий, но, что называется, крепкого сложения, он при всей своей представительности двигался вполне быстро. И был очень даже сильным. Когда Эванс, садовник, потеряв сознание, упал с лестницы и при падении расшиб Джимми Брауну голову, Кричтон подхватил Джимми как младенца и побежал вверх по лестнице в лазарет, а потом вернулся и отнес Эванса в его комнату. В тот момент мы как раз собирались на обед, и через минуту он уже говорил: «Картошки, сэр? Да, сэр. Спасибо, сэр» – спокойный, как огурчик.

В общем, он уже три недели у нас обретался, когда дворецкий, работавший в Подворье, вместе с дружками слегка залил за воротник, и Сэм сказал, что от Фишера прислали кое-кого одолжить слугу на вечеринку – так же, как раньше Мартина. Учитывая, что старый Фишер указал ему на дверь, это было не слишком умно, и мы все думали, что Кричтон скажет «Нет». (Стоит понимать: хотя мы и не слишком хорошо относились к нему, но все же гордились, как некой диковинкой.) Тем не менее Сэм сообщил, что, как только старый Зюзя попросил его, Кричтон немедленно согласился, и тем вечером на ужине мы устроили такой галдеж, как никогда до этого.

И что же? На следующий день в школе поднялась шумиха, начало того, что я назвал делом Подворья Уистоу. Еще до первого звонка прибыл из Подворья Джефф Фишер, долго беседовал с Покетсом, и вскоре поползли слухи о происшествии. Чтобы Сэму не пришлось дежурить полночи, ожидая его возвращения, Кричтон попросил позволить ему остаться в Подворье на ночь, заночевал на диване в курительной комнате, а к утру исчез, и, кроме того, все серебро Фишера тоже исчезло.

Конечно, ситуация вышла ужасно щекотливая, разносилась куча слухов; но даже тогда мы не могли поверить, что это сделал Кричтон. Слишком уж он респектабельный. Это как подозревать епископа в том, что тот спер молитвенники. Главным образом мы считали, что, проснувшись и обнаружив пропажу, он помчался за грабителями и был убит, а тело его бросили в речку. Некоторые ребята даже предлагали начать поиски.