Английский дневник

– Если ложка оранжевая, значит, горячее для ребенка. Все на благо человека. Плати десять фунтов – и получай специальную ложку… Ну вот, готово.

Она берет на руки одного ребенка, я – другого, и мы начинаем кормление.

Ну ничего, вроде едят.

Через час после завтрака по расписанию прогулка. Майя уходит принимать ванну, а ей на смену спускается Михаил. Он в темно-зеленом бархатном халате и пижамных атласных брюках в тон.

– Бедная Маечка, она так плохо спала. Так устает, бедняжка, так устает, – произносит он, как актер на репетиции.

Эта реплика скорее для тещи, чем для няни. Я отмалчиваюсь. Мое дело – за детьми следить.

Михаил умиленно смотрит на детей, пока я их одеваю для прогулки.

– Котята… ну просто котята… Они такие маленькие, трогательные… – тон меняется: – Гуляйте два часа. Они должны спать.

Он помогает мне уложить детей в коляску, открывает дверь и показывает:

– Вон туда вниз и налево, в парк.

Коляска тяжелая и неповоротливая. Еще бы, двое! Я выхожу в парк, расположенный на склоне холма. Если я иду наверх по дорожке, то мне приходиться прикладывать все мои силы, чтобы толкать коляску. Вниз под горку – крепко ее держать, чтобы, не дай бог, не укатилась. Я изучаю сон детей и все уголки небольшого, типично английского парка. Постепенно я приноравливаюсь, и через пару дней уже получаю удовольствие от прогулки.

Вскоре просыпается Мики и начинает плакать. Бетти морщится во сне, но сестра не дает ей доспать, и она, разбуженная раньше времени, разражается громким ревом. Близнецы дружно орут в два голоса, пока я везу их домой.

Я переступаю порог и быстро скидываю с себя куртку и ботинки. Теперь я все должна делать сама – Майя и Миша ушли на работу. Дети продолжают громко кричать. Я, не зная, с кого начать, почти одновременно вытряхиваю их из комбинезонов. По очереди несу наверх в их комнату, снимаю памперсы, протираю салфетками попы, одеваю чистые, сношу вниз, намешиваю еду, жду, пока ложки покраснеют, кормлю, укладываю в манеж…

Так, стоп, что еще я не сделала? Вроде, пока все… А, сама не поела. К черту еду, но надо хотя бы выпить чай.

Как только я с чашкой пристраиваюсь рядом с манежем, Бетти начинает плакать. Я беру ее на руки. Она успокаивается. Но начинает плакать Мики. Я кладу Бетти и беру Мики. Но как же выпить чай? Тогда, попеременно нося маленьких чудовищ на руках, я быстро заглатываю печенье и вливаю в себя чашку чая. После шести вечера день мне кажется бесконечным. А еще кормление и купание. И так две недели…

Вначале девятого дети, наконец, засыпают. В голове стоит детский плач. Перед глазами мелькают оранжево-красные ложки, памперсы, слюнявчики, салфетки. Щеки горят, руки дрожат, и усталость во всем теле.

Я спускаюсь вниз. Майя приглашает меня к столу. Да, я должна поесть, хотя голода я не чувствую.

– Хотите водки? – вдруг совершенно просто спрашивает Михаил.

– Хочу…

Рюмка холодной, из морозилки, «Смирновки» горячим теплом разливается по телу. Я чувствую, как напряжение, накопившиеся за день, постепенно отступает.

Майя есть мало. Ее мысли где-то далеко.

– Маечка, ну съешь салатик. Там совсем мало калорий, – заботливо скулит Михаил.

Звонит телефон. Майя снимает трубку. Это ее мама.

– Ах, как некстати, как некстати! – бормочет Миша, раскачиваясь из стороны в сторону, как еврей во время молитвы. – Она звонит всегда так не вовремя…

Майя меряет его небрежно-высокомерным взглядом и резко выходит с телефоном из гостиной.

Я тоже встаю, благодарю за ужин и иду в свою комнату. Спать, спать, спать…

– Ну что, производители говна, как вы сегодня? Кушать будем? – каждое утро у Майи новое обращение к детям.

Девочки громко ревут, когда просыпаются. Глядя на мать улыбаются беззубыми ротиками. Отчаянно сопротивляются, когда их одевают. Ритмично открывают и закрывают рты, когда их кормят. Кормление – это вообще особый процесс. Он так отлажен, что стоит только задержаться очередной ложке, рот захлопывается как створки ракушки и открывается вновь только через определенный промежуток времени, необходимый для наполнения следующей ложки.

Главный распорядитель на кухне – Михаил. Он стоит между плитой, столом и холодильником, как регулировщик на перекрестке, и руководит моими действиями.

– Чашку надо поставить сюда… Корзину с грязным бельем ставьте в угол… Чистое забирайте…

– Мишаня, не нуди, – бросает Майя, забегая на кухню.

– Маечка, в нашей ситуации беспорядок недопустим. Ты уже бежишь?

– Да, птенчик… Тут где-то была коробка с моими мюслями…

Он навязчиво пощипывает бороду и со скорбным лицом смотрит по сторонам.

– Она стоит там, где ей положено.

– Это где?

– Вот на той полке.

– А кто сказал, что ей тут стоять положено?

– Маечка…

– Я знаю, что я маечка, а не футболочка.

– Это прекрасно, что у тебя сегодня хорошее настроение, но ты мне мешаешь. Мне здесь многое надо сделать.

Миша снова направляет свое внимание на меня.

– Это развешивайте здесь… Нет, вот так, вот так… Тарелки этой стороной, сюда… Только этой стороной…

– А так нельзя? – ну вот, и я вякнула.

– Вот видишь, Маечка, после того как ты вмешиваешься… Слушайте, что я вам говорю, и делайте правильно.