Английский раб султана

При латинянах храм был отнят у греков и вскоре стал центром бенедиктинского монастыря, о котором было упомянуто выше. Только два больших здания и выделялись в Салине и маячили морякам издали — храм Лазаря с высокой колокольней в итальянском стиле (совсем не той, что существует ныне, эта "молодая", девятнадцатого века) и мощный прибрежный замок Лузиньянов, отстроенный на месте византийских укреплений королем Иаковом Первым во второй половине четырнадцатого века, — граненая твердыня, ощетинившаяся большими пушками.

Рядом с замком располагался храм базиликального типа, а кроме него при замке ютились, как и во всяком порту, лавки, склады, таможня и заодно еще рынок.

Вокруг монастыря, оказывавшего гостеприимство католическим купцам и путешественникам (для их размещения был выделен первый этаж восточного крыла келий братского корпуса), простирались поля и оливковые рощи.

1425 год — год мамлюкского разорения — конечно, жестоко досадил Салине: замок получил большие повреждения, монастырь был разорен, храм Лазаря частично разрушен. Но со временем, несмотря на архигнусную внутриполитическую обстановку, включая оккупации, набеги, разорения и гражданские войны, салинские монахи оправились от понесенного ущерба — потихонечку отстроились.

Вот к ним-то ввиду приближающегося шторма и поспешили два цистерцианца, а Лео Торнвиллю, как брат Сильвестр его ни уговаривал, взбрело в голову разделить грядущую опасность с командой, чего брат-казначей никак не мог понять (второму монаху оказалось откровенно все равно).

Стоянка в порту была дозволена местными властями (а фактически венецианцами) довольно быстро ввиду того, что англичанами ничего там не планировалось ни продавать, ни покупать, а все необходимые бумаги — целая груда! — были оформлены еще в Лимассоле. После этих формальностей когг спустил парус, все грузы были намертво принайтовлены в трюме, все возможные лишние отверстия, кроме шпигатов для слива воды, были тщательно закупорены. Теперь оставалось только надеяться на крепость дубового корабля да на портовый волнолом.

Небо окончательно заволокло чернейшими тучами, подул сильный ветер, и буря началась. Человеческий язык, пожалуй, недостаточно искусен, чтобы передать ее — не просто как явление природы, но во всей полноте, как движение десницы Творца, показывающего, что человек — лишь муравьишка!

Лучшие из греческих умов провидели Его, Творца Единого, и во владыке ветров Эоле, освобождавшем из мехов буйные ветры, пенящие море, рвущие паруса и ломающие снасти. Угадывали Его и в грозном громовержце Зевсе[9], который метал огненные молнии в корабли и таким образом карал мореплавателей за прегрешения их. И даже в Зевсовом брате, владыке морей и колебателе земли Посейдоне.

От одного настроения Посейдона зависела участь плывущих. Он вздыбливал волны морские своим трезубцем, отчего те, подобно неуправляемым быкам, обрушивались на борта судов, обращая дерево в щепы. Он был отцом и властителем множества морских чудищ, послушных одному его слову и готовых покарать неразумных людишек, забывших о том, что и над ними есть Всевидящее Око!..

Трубят в свои раковины тритоны, плещутся на гребнях волн веселые наяды, держась за гривы морских коней-гиппокампов, неуклюже пляшут чудища морские под сирингу[10] циклопа Полифема — буря в виноцветном гомеровом море!!!

Некогда как раз такая буря привела на Кипр короля Ричарда Львиное Сердце, смешав античные мифы с реальным королем-львом, сама жизнь которого стала легендой… Но вернемся, пожалуй, лучше к нашим героям.

У Лео дух захватывало от переживаемого. Он ни на секунду не пожалел о том, что не присоединился к дезертировавшим монахам. Весенне-летнее море на Кипре не особо теплое, а тут еще и ветрище! Рай после многодневного зноя. Палуба пляшет под ногами.

Кто-то укрылся в трюме, а остальные, держась за снасти или даже привязав себя, делали все возможное, чтоб корабль, кувыркаясь на волнах, не черпанул излишек воды, могущий привести его к опрокидыванию. Не меньше заботились, чтоб его не сорвало с якорей и не выкинуло на берег.

Появилась небольшая течь, но поддавшиеся удару волн доски оперативно подперли бревнами, провели прочие нужные в таком случае работы и спасли корабль. Что-то треснуло на форкасле; Лео пошел посмотреть, а дальше… Он и сам не понял, как оказался за бортом, да и не до того было, так что злодеяние подкупленного цистерцианцем Энтони аркебузира, толкнувшего Торнвилля, осталось ему неведомо.