Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

Я только единственно что хочу сказать по поводу того, чем, каким образом заключится наш вечер. Дело в том, что Александр Петрович Жуков, чье имя здесь непрестанно склоняется каждый год, он, вообще говоря, занимается совершенно другими вещами, чем те, которые делает здесь. А именно – я, если позволите, по своему разумению скажу, чем вы занимаетесь. Он геофизик, в принципе, к вам можете подойти и сказать: «Я хочу, чтобы вы, чтобы ваша компания мне описала кубический километр земли, которая вот в этом болотце, например. Все, что в ней есть, в этой земле». Если у заказывающего есть чем заплатить за такую работу, Жуков велит привезти сюда приборы, похимичит и ответит: в этой земле находится то-то и то-то. То есть он будто бы устремлен туда, да? Но когда он берет в руки гитару и поет, он устремлен отнюдь не туда. Отнюдь не туда направлен и его партнер Игорь Хомич.

Последнее, что про Берлина хочу сказать. Насчет того, как он говорит. Он как-то раз был приглашен в Гарвард читать лекцию перед ведущими славистами Америки. Начал, и через пять минут поднялась с места крайне уважаемая славистка и сказала: «Сэр Исайя, мы знаем русский язык, но, по-видимому, не в такой степени. Мы не понимаем, что вы говорите. Вы не могли бы говорить помедленнее?» Он сказал – ошарашенно: «Позвольте, но я говорю по-английски».

А сейчас послушаем о Гитовиче. Писателя Александра Рубашкина. По крайней мере, три минуты нам обещаны.

Александр Рубашкин: Я буду говорить по-русски, надеюсь, что вы меня поймете. Я хотел бы сначала сказать о том, что я был редактором в издательстве «Советский писатель» в начале 60-х годов, и в 63-м году на заседании нашей небольшой редакции я сказал в присутствии еще живых сегодня людей, поэтому я могу сказать это сейчас, что если мы не выпустим при жизни книгу Анны Андреевны Ахматовой, то это будет позором для нас. Мы приняли это решение.

Конечно, не из-за нас вышла книжка. Изменилось время, и поэтому она могла выйти. Но тем не менее было и это. И еще, помимо того, что я скажу о Гитовиче, хочу упомянуть о том, что недавно я Нине Ивановне Поповой, заведующей ахматовским музеем, рассказывал о том, как относились к Ахматовой в начале 20-х годов люди, далекие, казалось бы, от Серебряного века, и как она влияла на людей. Я имею в виду записки прозаика Геннадия Фиша, который был комсомольцем ретивым и т. д., и он написал в своем дневнике вещи, которые мало кто знает. Он написал: «Сейчас прочел «Anno Domini» Ахматовой, какая замечательная книга. Ахматова большой, невероятно большой поэт и как-то странно, когда ее встречаешь на улицах: стройная, строгая, проходит она и, кажется, принадлежит не нам, но ушедшим прошлым дням. Но ведь она еще не старая, 35 лет. Люблю я Ахматову». И потом он же писал стихи: «Сохранить бы в памяти дольше / Облик ее чеканный, / Я на званом балу не больше, / Как гость незваный». Геннадий Фиш перестал писать стихи, потому что он понял, что ничего похожего на Ахматову он написать не может, и он говорил, что у меня можно все переставить, выкинуть, вставить, а у нее нельзя ни одного слова и ни одного слога. И вот поэтому я думаю, что нам еще предстоит говорить об окружении Ахматовой и о людях, которые писали и вспоминали о ней.

Я по предложению вдовы, жены Гитовича, поселился на некоторое время в доме, который там сзади, а Гитович жил вот в этом доме, а здесь жила Анна Андреевна. По утрам я приходил к Гитовичам, потому что Сильва сказала, что утром кормиться в Комарове очень трудно, поэтому будете приходить завтракать. Я проходил мимо дома, и всегда каждый день в течение двух недель видел Анну Андреевну, но только здоровался с ней, познакомиться не решался. А Александр Ильич приходил к ней часто, и есть фотография, на которой Гитович и Ахматова. На фоне этого дома. А однажды он пришел и сказал: «Я сделал дерзкую вещь, я перевел поэму с китайского, которую уже перевела Анна Андреевна». Но когда он перевел, он дал Анне Андреевне прочитать, и она написала записку ему, что этот перевод сделан очень хорошо. Гитович болел в начале 66-го года, и от него скрыла жена, что умерла Анна Андреевна. Я был на ее похоронах, а он не был. И потом, когда он узнал об этом, он сказал: «Что? Без меня провожали Акуму?» Так звали в доме Анну Андреевну. На похоронах я увидел одну сценку, которую, может быть, мало кто мог увидеть. Недалеко от меня стоял ныне здравствующий поэт Сергей Михалков. Он постукивал своими сапожками, потому что было 10 градусов мороза в этот день в марте, и говорил: «Мы это быстро провернем». А потом он выступал и говорил какие-то слова. Такая была эпоха, продолжавшаяся с полуправды. И я думаю, что мы должны говорить о людях, которые знали Ахматову. Гитович посвятил ей замечательные стихи: «Дружите с теми, кто моложе вас, а то устанет сердце от потерь». У меня есть только три минуты, поэтому я не располагаю большим временем.