Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

Александр Жуков: Споем несколько песен буквально. Мы с большим удовольствием всегда приезжаем в это чудесное место, я бы даже сказал, святое место сейчас для России и российской поэзии, да вообще для русского народа. И я лично счастлив, что имею какое-то прикосновение ко всему этому. Чтобы долго не говорить, споем две песни на стихи Ахматовой и одну песенку, которую, я уже как-то говорил, сочинил Бродский, когда они с Анатолием Генриховичем ехали в электричке на ее день рождения. Анатолий Генрихович был с букетом роз, у Бродского ничего, кроме листочка бумаги с карандашом, и вот он изваял стихотворение, которое мы исполним третьим номером.

Там тень моя осталась и тоскует.

«…»

Такое коротенькое стихотворение, но какая-то перекличка с встречей Анны Андреевны и Исайи Берлина как будто чувствуется, мне во всяком случае.

Ну, а это хотя было в Петербурге сочинено, но взгляд из Комарова, с которым много позже навсегда породнилась Ахматова, делает «очертанья столицы во мгле» еще резче.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.

«…»

Ну и Иосифа Бродского, длинненькое, боюсь сбиться, поэтому подставлю себе буковки, стишок. И давайте им закончу.

Закричат и захлопочут петухи.

«…»

Ну, вот. И спасибо вам за то, что мы вместе почтили память Анны Андреевны. Будем надеяться, что традиция эта продолжится. Всего вам хорошего.

2011

В 2010 году мы не приезжали, обстоятельства так сложились.

А в этом приехали и попали в самое пыхтение коммунальной склоки. Дележ собственности. Какие-то серьезные мужики захватили комаровский Дом творчества, где, как сказал взволнованный Попов, «мы прожили всю жизнь, где мы написали все свои книги». То есть сперва Крючков, открывая программу, произнес несколько прокисшее уже заклинание о «сложившейся традиции», которую олицетворяет собой «замечательный и любимый нами прозаик Валерий Попов», «хозяин этого места», после чего предоставил ему слово. Попов назвал тему «немножко трагической»: «нам нужно всем собраться и соединить наши силы для сохранения и защиты Комарова». Ахматова же, связал он эту «немножко трагедию» с сегодняшним днем, «была не только замечательной поэтессой, она была замечательным гражданином, она была «железной леди», она никогда никому не уступала, всегда боролась, в любых, более тяжелых, чем мы, условиях и побеждала. Так что давайте, пускай эта Будка <…> будет центром нашего сопротивления, против наступления всякой пошлости, нуворишей, нахалов, наглецов, безграмотности. <…> Давайте возьмем от Ахматовой не только замечательные стихи, но и ее мужество, ее силу, ее бесстрашие».

Стояние в тюремных очередях времен «Реквиема» и многолетние на всю страну поношения, открытые Постановлением ЦК 46-го, он намеренно и напоказ перепутал с местными уголовными разборками, а нас, собравшихся, подал как своих союзников. И в аккурат после этой незамысловатой, но унизительной подменами и пустозвонством демагоги́а, в которой Ахматовой отводилась роль алого бантика на бескозырках разгневанных матросов, предстояло говорить мне.

Я начал с того, что если выбранная мной для сегодняшнего разговора тема и пересечется с тем, что сказал Попов, то странным образом. «В этом году исполнилось 45 лет со смерти Ахматовой, и когда я думал о том, что здесь говорить, мне пришло в голову, что может быть довольно любопытно сравнить первые 45 лет ее жизни и первые 45 лет ее смерти. Что в таком сопоставлении может открыться неожиданный эффект. Я имею в виду не какую-нибудь нынешнюю модную тему о, скажем, «жизни после смерти» вместе с группирующимися вокруг нее туманами фантазий и догадок. Но вспомнить как о реальной посмертной судьбе Вергилия историю о его знаменитом путешествии с Данте, случившемся через тысячу триста лет после смерти великого римлянина, здесь более чем уместно. Или, по-другому, – как Пушкин наш через двести лет после своего рождения стал ближайшим другом Лужкова и рестораном в Москве – тоже годится. Короче говоря, это не выдуманная вещь – то, что происходит с поэтом после смерти. Тем более что в случае Ахматовой за упомянутое время в стране произошел существенный сдвиг, переменивший, по моим соображениям, тот вариант судьбы, который предназначался поэтессе посмертно. Я очень кратко, просто напомню, что такое были первые сорок пять лет жизни Ахматовой, и потом тоже так же кратко перечислю, что происходило за 45 лет после того, как она умерла.