Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

В первых рядах ученый Александр Жолковский, живет в Америке, дипломированный «антиахматовец». И наконец вышла книга, я ее не читал, поэтому ничего не могу о ней говорить, но рассказов слышал довольно. Книга, которая называется «Антиахматова». Людям кажется, что, если, например, сказать, что Пушкин сочинитель никудышный, то это говорящего каким-то образом возвысит. Это совсем не так. На этом деле, на этих ударах копытом обычно ломают копыто, потому что с Пушкиным или Ахматовой ничего не делается оттого, что кто-то пишет, что они были не такие уж замечательные. В этом году исполнилось 120 лет со дня рождения Мандельштама. Прошло совершенно незаметно, не было людей, желающих что-то по этому поводу сказать, как-то это отметить. Я не вижу тут никакой беды, слезы лить не по чему. Нормально, был период взлета имени, сейчас период некоторого забывания или забвения. Но я выписал, мне попалась статья человека по фамилии Колесников, у которого душа болит, что ли. Мы же все более или менее воспитаны на том, что у нас за что-нибудь душа болит, вот и у Колесникова тоже душа болит, и по делу. Я выписал один абзац. Он пишет: «Ведь что такое Мандельштам для широких масс 10-х годов XXI века, то есть нашего, в том числе для молодого, образованного класса? Это же Публий Овидий Назон, Квинт Гораций Флакк, некто писавший очень давно, причем на незнакомом языке, о непонятных реалиях. Мандельштам и правда ближе к античности, нежели к сегодняшнему дню, до такой степени несовместимы тогдашнее Тенишевское училище и нынешние образовательные стандарты. Наиболее демократические, продвинутые еще помянут добрым словом «Мы живем, под собою не чуя страны», но, в принципе, нет критической массы людей, присутствующих в медиасфере, в том числе (и далее он перечисляет), которые отметили бы 120-летие поэта, по значению равного Пушкину и Пастернаку, поэта, подозревавшегося в гениальности даже товарищем Сталиным». Я вам всю цитату привел. Для меня очень выразительная цитата.

Дело в том, что хотел этого автор или не хотел, но он четыре раза – четыре! – говорит о широких массах, о нынешних образовательных стандартах, еще один раз о массе людей как таковой. Это и есть главное изменение общественной конструкции страны. Действительно – массы. Не тогда, когда этого хотела советская власть, а сейчас массы пришли к формам оценки того, что́ есть деятель искусств. Поэт. «Плохой поэт». «Да нет, вроде ничего». Когда некто сказал директору театров Лондона про пьесу Оскара Уайльда «плохая пьеса», тот ответил: «Максимум, что вы можете позволить себе сказать – мне не нравится». А сейчас сплошь «никуда не годная», «да он и вообще не тянет». Переменился состав атмосферы. «Мне не нравится» в ней не звучит, звучит «годится – не годится». А ведь это та же атмосфера, которой питается звук стихов. Для звучания стихов чрезвычайно важна звукопроводимость, потому что писанному на бумаге все равно требуется быть озвученным. Проговоренным. Ну хорошо, читая Мандельштама, надо об античности иметь представление, о Ламарке, о теории относительности. Но с Ахматовой произошло то же самое, что с Мандельштамом. У Ахматовой перед ним есть – считайте, как хотите, – можете, что преимущество, можете, что недостаток. В отличие от него она кажется больше приближенной к разговорному языку, к передаче психологических состояний, ее – таково общее мнение – не надо объяснять. Но это только видимость, потому что на самом деле стихи Ахматовой – это не «Сероглазый король». Не сказочка. Как только в них погружаешься, это переворачивает устоявшийся психологический мир человека. Не говоря уже о том, что двигаться к ядру Мандельштама лучше начиная не с «Неизвестного солдата», а с «Я скажу это начерно, шепотом».

Мне один музыкант объяснил – сейчас такие объяснения не редки, – что теперь попса, скажем, Алла Пугачева, а раньше попсой был Моцарт. Я это говорю сейчас не ради парадокса или насмешки, я чтобы заявить, что это неправда. Моцарт на самом деле был популярен, как, предположим, сейчас эта певица, потому, что публика была другого уровня, была по-другому воспитана. Сейчас попса такая потому, что публике не из чего было воспитываться, а определяет цену искусству – она. Стихов Ахматовой, выговорить это для меня довольно горько, вообще никому не надо. По каким проявлениям ее оценивают? Ну, сперва по воспоминаниям: какая она была, что в молодости красавица, в старости грузная. Что она сказала. «Остроумно сказала». «Ничего остроумного не нахожу». И уже никто не обсуждает ее стихи… Я на это скажу: а и не нужно их обсуждать. Стихам в жизни не очень-то получается найти место. Поэзия – это частное дело людей, пишущих стихи. Главное же для остальных что? – обсуждать: «Ахматова» эта, эта «Анна-Андревна» – какая она, «какая-та не такая», или, наоборот «такая».