Анна Австрийская. Первая любовь королевы

— Ах, Мария! — вскричала королева с крайним раздражением. — Вы хотите сделать беспорядочной мою жизнь, увлечь меня в пропасть; я никогда не соглашусь на это. Слышите вы? Я не хочу, чтобы герцог Букингем вошел в эту дверь; я запрещаю вам думать об этом.

— Хорошо, — сказала фаворитка, черты которой и голос вдруг сделались спокойны и холодны, — ваше величество приказывает, я буду повиноваться. Но позвольте мне сказать вам, разве это должно было принести выгоду мне? Разве я подала надежду герцогу Букингему? Разве я заронила в сердце вашего величества первую искру огня? Я видела ваши страдания; я поняла вашу тоску — и моя преданность ко всему, что касается вашего счастья, внушила мне желание утолить ваше страдание. Но если моя государыня видит в этом презренное обольщение, я молчу и удаляюсь.

— Что вы хотите сказать, Мария? — вскричала испуганная королева.

— Удостойте согласиться на эту милость, если мои услуги не нравятся более вашему величеству. Мне хотелось бы продолжать сражаться за вас, но вы предпочитаете терпеть вероломное преследование Ришелье; вы предпочитаете ждать, чтобы этот мстительный кардинал заставил Людовика XIII развестись с вами, как с супругой, неспособной дать Франции дофина. Да будет исполнена воля вашего величества!

— Ах, Мария! Как ты жестоко мстишь! Какую участь ты предсказываешь мне! Я предпочту смерть разводу.

Легкий шум в гардеробной вдруг прервал королеву.

— Это он! Это герцог! — сказала герцогиня шепотом.

— Боже мой! — прошептала Анна Австрийская, падая на боржерку.

Герцогиня видела, что она побеждена. Улыбка, которая должна была мелькать на губах демона-искусителя при виде нашей прародительницы, появилась на губах герцогини. Устремив глаза на дверь гардеробной, она ожидала появления герцога; но дверь эта не отворялась. Шум, сначала легкий, становился сильнее. Герцогиня бросилась к двери. Но дверь, которую она старалась отворить, была заперта изнутри гардеробной, без сомнения, задвижкой. Она приложилась к ней ухом. Испуганная Анна Австрийская подошла к ней; обе прислушались. Глубокая тишина сменила этот мимолетный шум. Обе женщины прислушивались несколько секунд. Скоро шум возобновился. Королева и герцогиня были поражены тогда ужасными словами, произнесенными мужским голосом, но не герцога Букингема.

— Это вы, милорд! Горе вам!

Никакого ответа не было дано на эту угрозу, но послышался опять сильный шум. Королева и герцогиня уловили голос женщины, говорившей шепотом и, кажется, старавшейся вмешаться между обоими мужчинами. Вдруг послышался голос, еще не раздававшийся. Голос этот, сдерживаемый, как и все другие, поразил, однако, герцогиню, которая не могла не прошептать с радостью:

— Это он!

— Кто он? — спросила королева.

— Барон де Поанти; тот, кто нас спасает.

В ту же минуту дверь, которая вела в необитаемые комнаты, была заперта с шумом. Все смолкло. Но почти тотчас королева и герцогиня узнали, что шум перешел на другое место. Он раздавался теперь с террасы под окнами комнаты; это было зловещее бренчанье двух шпаг. Герцогиня де Шеврез побежала к окну, таща Анну с собой. Обе приметили тогда, при слабом свете звезд, человека, удалявшегося со шпагою в руке по саду, между тем как его противник, лежавший у стены, казался лишенным жизни. На нем было женское платье.

Вот что случилось.