Переночевав в порядочной гостинице, он на другой день верхом отправился по той дороге, по которой ехал двор. В это время двор разделился, как мы видели: королевы и Букингем отправились в Амьен, а Людовик XIII в Париж. Пасро встретил на дороге королевский поезд и по приезде в Компьен узнал, что двор уже уехал в Амьен, и поскакал туда. Прибыв в Амьен на другой день после приключения в беседке, которое заставило Букингема отправиться в Кале гораздо скорее, чем предполагалось сначала, он узнал, что все приготовления уже кончены и свита Анны Австрийской отправлялась в путь. Пасро расспрашивал о Лафейма всех, с кем встречался, но долго не мог ничего узнать, пока счастливый случай не свел его с опоздавшим придворным лакеем, который сообщил ему, что Лафейма не поехал в Амьен, а остановился в Компьене и, должно быть, теперь отправился в Париж. Не думая об усталости, Пасро опять сел на лошадь и отправился назад. Добравшись до Компьена и переночевав там, он на другой день продолжал путь. К вечеру, при въезде в какую-то деревню, он услышал за собою конский топот, обернулся и вскрикнул. В трех шагах от него с небольшого пригорка спускался всадник, в котором Пасро узнал Поанти. Пасро тотчас соскочил на землю, взял лошадь за узду и повернул в первые отворенные ворота. Через несколько минут, когда Пасро рассудил, что Поанти должен отъехать довольно далеко, он вышел, сел на свою лошадь и поехал. Он старался ехать таким образом, чтобы не терять из вида Поанти, и это ему удалось. Он видел, как молодой человек, доехав до Сен-Дени, остановился у ворот гостиницы, сошел с лошади, отдал ее конюху, а сам вошел в дом. Пасро вернулся в ту гостиницу, где он ночевал несколько дней назад, и дождался там ночи. Потом вернулся к той гостинице, в которую вошел Поанти, и прислонился лицом к одному из окон нижнего этажа. Это было окно залы, в которой Поанти не было. Пасро обошел гостиницу и направился к реке. По его мнению, Поанти, не дожидаясь завтрашнего дня, отправится к той, которую он любил, и так как Поанти не было в гостинице, то, стало быть, он был у нее. Дойдя до берега, напротив дома рыбака и сарая, который несколько часов служил ему убежищем, он увидел сквозь щели в стене, что сарай этот освещен.
«Он там, — сказал он себе, — Дениза ночует в доме рыбака и жены его, а он удалился туда».
Довольный своей экспедицией, Пасро вернулся и прямо отправился в Париж. Когда он приехал, было уже слишком поздно предпринять то, что он замышлял. Он отправился на улицу Прувер в свою квартиру дождаться утра. Но он не рассчитывал на усталость, которую до сих пор преодолевал. Он хотел встать на рассвете, а проснулся, когда прошла уже половина дня. Испугавшись, что потерял столько времени, он бросился в таверну, которая всегда служила местом сборища поборников чести.
Лафейма, воротившись в Париж со своей шайкой, отправился к кардиналу. Несмотря на то что ему сказал Боаробер, Лафейма со своим обычным бесстыдством не колеблясь вздумал требовать награды, обещанной ему. Но он горько раскаялся в этом неблагоразумном поступке. Взбешенный кардинал еще увеличил мрачное предсказание Боаробера и грозил повесить Лафейма, как начальника, а его подчиненных колесовать. Наконец, несколько успокоившись, он удовольствовался тем, что велел постыдно выгнать его и не дал ничего.
Легко представить себе физиономию Лафейма и гнев его подчиненных, когда он сообщил, как был принят кардиналом. Все ругательства, известные и неизвестные, раздались со всех сторон. Первый крик был крик бешенства в адрес кардинала, но потом, переходя благоразумно от действия к причине, все с общего согласия перенесли свой гнев на того, кто, сделав все их предприятия бесполезными, расстроив одной своей шпагой все их планы, возбудил против них негодование, а потом презрение кардинала.
В таком-то расположении нашел их Пасро, явившись в таверну. Пасро был теперь уже не тем невинным прокурорским клерком, который, дрожа, едва осмеливался заговорить со знаменитым начальником поборников чести. Для Пасро, агента кардинала, Лафейма был товарищем, только в другом роде. Войдя в таверну, он прямо подошел к нему и поклонился вежливо, но не униженно.
— Вот уже четыре дня, как я вас ищу, господин де Лафейма, — сказал он, — и даже ездил для этого в Амьен.
— Черт побери! — ответил Лафейма, расположение духа которого в этот день было вовсе не очаровательно, но который, однако, почуяв пистоли в кармане прокурорского клерка, заблагорассудил быть любезным.
— Стало быть, вам очень нужно было меня видеть?
— Очень нужно, — сказал Пасро, — когда я вам скажу, какая причина заставила меня так долго скакать за вами, вы меня поблагодарите, что я не остановился на дороге.
— Какая же это причина? — спросил Лафейма. — Если дело идет о чем-нибудь касающемся кардинала, то предупреждаю вас, что ни эти господа, ни я не хотим и слышать о том.
— Дело идет, господин де Лафейма, о таком деле, которое должно быть черезвычайно приятно его преосвященству.
— Отправляйтесь к черту! — ответил Лафейма.
— К черту! — повторила вся шайка.
Пасро не смутился.