Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

— Сейчасъ я къ вашимъ услугамъ, — сказала она ему, я не видлась еще съ старымъ другомъ. И вотъ на бал...

— Я думаю, Лидію Ивановну легче всего встртить на бал, — сказалъ онъ улыбаясь.

— А вы знакомы?

— Съ кмъ мы не знакомы, — сказала Лидія Корсакова. — Насъ съ мужемъ знаютъ, какъ благо волка.

И она обратилась къ Анн съ вопросомъ о ея муж, о ней; она говорила съ ней и чувствовала его взглядъ. И взглядъ этотъ непріятно смущалъ ее. Подъ его взглядомъ она чувствовала свою наготу и стыдилась ея, — чувство, котораго она не испытывала съ давней двичьей поры.[667] <Взглядъ его былъ странный, она представилась ему прелестной, когда онъ въ первый разъ увидалъ ее. Но этихъ плечъ, этой груди и рукъ онъ не видлъ. Он были лишнія, они ослпляли его.> Это ей тяжело, непріятно стало, она чуть, съ свойственнымъ ей движеніемъ, топнула ногой съ вопросомъ и упрекомъ во взгляд: «Ну что вамъ отъ меня надо? И разв можно такъ смотрть на людей?» Но сердитое выраженіе ея лица вдругъ смягчилось, когда она увидала въ его взгляд не смлость, не дерзость, но виноватую[668] покорность лягавой собаки. «Что хочешь длай со мной, — говорилъ его взглядъ. — Но не оскорбить тебя я хочу, а себя хочу спасти и не знаю какъ».

Поговоривъ съ Лидіей, она обратилась къ нему, и ей самой на себя досадно было, что она не могла быть вполн натуральна съ нимъ. Она взглянула на свои таблетки, хотя этаго вовсе не нужно было длать.

— Кадриль, слдующую, да еще.

Молодой человкъ подбжалъ, прося на кадриль.

— Мазурку? — сказалъ Гагинъ.

— Я думала, что вы танцуете съ Кити, — сказала она, и опять въ глазахъ у нихъ промелькнуло что-то такое, что говорило о томъ, что между ними уже было прошедшее — неясное, но сильное.

— Теперь могу я васъ просить на туръ вальса? — сказалъ онъ, оттирая молодого человка, который, видимо, только что сбирался это сдлать.

Она улыбнулась молодому человку и опять своимъ быстрымъ жестомъ занесла обнаженную руку — Гагинъ увидалъ въ первый разъ эту руку — на его эполетъ. Онъ обнялъ ея полную талію; лицо ея съ подробностями вьющихся волосъ на ше, родинки подъ щекой, лицо это, странное, прелестное, съ[669] таинственными глазами и блествшими изъ подъ длинныхъ рсницъ и смотрвшими мимо его, было въ разстояніи поцлуя отъ него. Онъ не спускалъ съ нея глазъ, сдлалъ первое движенiе, какъ вдругъ Корсаковъ на бгу захлопалъ въ ладоши, и звуки вальса остановились.

— Ахъ, виноватъ! — закричалъ онъ, рысью подбгая къ нимъ, — я не видалъ. Вальсъ, опять вальсъ, — закричалъ онъ.

<Гагинъ все это время держалъ ее талію и при первыхъ звукахъ пошелъ съ ней туръ. Когда онъ опять взглянулъ ей въ глаза, глаза эти нетолько блестли, но дрожали, вспыхивали страннымъ блескомъ, который какъ бы ослпилъ его.

Въ тснот кадрили Гагинъ досталъ стулъ, но она не хотла ссть, и стоя они разговаривали о[670] чет Корсаковыхъ. Они говорили о пустякахъ, но ослпительный блескъ не потухалъ въ ея глазахъ.

— Я его давно знаю, — говорилъ Гагинъ, — это самая милая чета, которую я знаю. Вотъ люди, которые легко берутъ жизнь. Она — это товарищъ мужа. Одна цль — веселиться.

— Да и хорошо честно веселиться.

— И какъ Богъ устроилъ, что у нихъ нтъ дтей, такъ это нейдетъ имъ.

— Я думаю, напротивъ, что они оттого такъ устроились, что у нихъ нтъ дтей.

— Нтъ, а отчего жъ, они оба богаты, красивы, неревнивы.

— О нтъ, я знаю даже случай, гд онъ былъ ревнивъ; впрочемъ, я начинаю сплетничать. Но все это у нихъ такъ мило. Ну что, Княгиня отдохнула съ дороги?

— Напротивъ, она готова сейчасъ хать опять съ вами. Она безъ ума отъ васъ.

Она подняла глаза и посмотрла на него, какъ бы говоря: «не скажите глупаго комплимента». Но глаза его отвтили: «зачмъ говорить, вы сами знаете, что я безъ ума отъ васъ», и опять виновато покорно смотрли его[671] агатовые наивные глаза изъ его[672] красиваго лица.

Кити была въ голубомъ плать съ голубымъ внкомъ на голов, и голубое настроеніе было въ ея душ, когда она вошла въ зало. И первое лицо, встртившее ее, былъ Гагинъ. Она танцовала съ нимъ 1-ю кадриль, но онъ былъ неспокоенъ странно и смотрлъ на дверь. Она видла его тоже, когда Анна вошла въ залу, и выраженіе лица его, серьезное, строгое даже, выраженіе лица, похожее на выраженіе человка, готовящегося на дло, долженствующаго ршить его жизнь.> Весь балъ, весь свтъ — все закрылось туманомъ въ душ Кити. Только привычка свта поддерживала ее и заставляла длать все, что отъ нея могло требоваться. По этой же привычной способности она поняла, что мазурку, которую она оставляла до сихъ поръ для[673] Вронскаго, нужно отдать, и она отдала ее Корсакову. Передъ мазуркой она вышла въ гостиную и опустилась въ кресло. Воздушная юбка платья поднялась облакомъ вокругъ ея тонкаго стана. Она держала веръ и обмахивала свое разгоряченное лицо.

— Кити, что же это такое! — сказала Графиня Нордстонъ, по ковру неслышно подходя къ ней. — Я не понимаю этаго.

У Кити дрогнула нижняя губа, она быстро встала.

— Нечего понимать. Очень весело, — сказала она и вышла въ залу.

— Онъ при мн звалъ ее на мазурку. Она сказала: «вы разв не танцуете съ Кити Щербацкой?»