Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Утромъ, когда Константинъ Левинъ узналъ о томъ, что братъ Николай здсь въ Москв, онъ испыталъ непріятное чувство стыда за погибшаго брата и забылъ о немъ. Онъ зналъ, что дйствительно ничего нельзя было сдлать. Что дв доли состоянія были уже промотаны Николаемъ Левинымъ и что, давая ему еще, братья только бы лишали себя и ему бы не помогли, какъ не наполнили бы бездонную бочку. Кром того Николай Левинъ считалъ себя обиженнымъ братьями и, казалось, ненавидлъ братьевъ, и въ послднее свиданье, гд ссора произошла преимущественно между Сергемъ и Николаемъ (Константинъ только держалъ сторону Сергя), Николай, выходя, сказалъ ршительно: «Теперь между нами все кончено, и я обоихъ васъ не знаю».[698] Утромъ, когда онъ чувствовалъ себя полнымъ надеждъ,[699] Константинъ Левинъ ршилъ самъ съ собою, что вслдствіи этаго всего дла съ братомъ Николаемъ и здить къ нему нтъ никакой надобности. Онъ испытывалъ утромъ только чувство гадливости, какъ будто его изъ свта и ясности тянулъ кто то въ нечистоту и грязь, и онъ только отряхнулся и пошелъ своей дорогой; но теперь, вечеромъ, чувствуя себя несчастнымъ, мысль о брат Никола, пришедшая ему еще въ сняхъ дома Щербацкихъ, не покидала его, и онъ ршился употребить ныншній вечеръ на то, чтобы отъискать его и попытаться сойтись съ нимъ. Онъ зналъ, что братъ Николай не любилъ Сергя, но что его онъ всегда любилъ и что слова его (съ его перемнчивымъ характеромъ) ничего не значатъ. А, не смотря на его паденье, Константинъ Левинъ не только любилъ, но уважалъ своего брата Николая и считалъ его однимъ изъ умнйшихъ и добрйшихъ людей, которыхъ онъ зналъ. Отъискавъ Троицкое подворье, Константинъ Левинъ вошелъ чрезъ грязную дверь съ блокомъ въ грязный корридоръ, и пропитанный табакомъ, вонючій теплый воздухъ охватилъ его.

— Кого вамъ? — спросила развращенная и сердитая женщина.

— Левина.

— 21-й нумеръ.

Дверь 21 № была полуотворена, и оттуда въ полос свта выходилъ густой дымъ дурнаго и слабаго табака и слышался не знакомый Константину Левину голосъ; но Константинъ Левинъ тотчасъ же узналъ, что братъ тутъ, онъ услыхалъ его кашель — тонкій, напряженный и сердитый. Онъ вошелъ въ дверь, голосъ непріятный продолжалъ говорить, разсказывая какое то судебное дло, какъ добыты слдствіемъ улики какія то.

— Ну, чортъ его дери, — сквозь кашель проговорилъ голосъ брата. — Маша! Добудь ты намъ не улики, a пость и водки.

Женщина молодая, рябоватая и не красивая, но очень пріятная, въ простомъ шерстяномъ плать безъ воротничковъ и рукавчиковъ, открывавшихъ пухлую шею и локти, вышла за перегородку и увидала Левина.

— Какой то баринъ, Николай Дмитричъ, — сказала она.

— Кто еще тамъ? — сердито закричалъ голосъ.

— Это я, — сказалъ Константинъ Левинъ, выходя на свтъ.

— Кто я?

— Можно тебя видть?

— А! — проговорилъ Николай Левинъ, вставая и хмуря свое и такъ мрачное и сердитое лицо. — Константинъ! Что это теб вздумалось. Ну, входи же. Это мой братъ Константинъ меньшiй, — сказалъ онъ, обращаясь къ господину старому, но крашеному и молодящемуся съ стразовой булавкой въ голубомъ шарф.

Константинъ Левинъ съ перваго взгляда получилъ отвращеніе къ этому господину, да и кром самыхъ дрянныхъ людей онъ не ожидалъ никого встртить у брата, и ему, какъ оскорбленіемъ, кольнуло въ сердце, что этому господину братъ, врно, разсказывалъ про ихъ отношенія.

— Это мой адвокатъ, — онъ назвалъ его, — длецъ. Ну, садись, — сказалъ Николай Левинъ, замтивъ непріятное впечатлніе, произведенное на брата его знакомымъ.

И годъ тому назадъ, когда послдній разъ Константинъ видлъ брата, Николай былъ не хорошъ и даже страшенъ, но теперь и некрасивость и мрачность, особенно когда онъ былъ золъ, еще увеличились. Маленькій, нескладный ростъ, растрепанная, грязная одежда, не вьющіеся[700] густые висящіе на морщинистый лобъ взлохмаченные волосы, короткая борода, не растущая на щекахъ, усы и брови длинные и висящіе внизъ на глаза и губы, худое, желтое лицо и блестящіе, непріятные по своей проницательности глаза.

— Я нынче пріхалъ, узналъ, что ты тутъ, и хотлъ...

— Да,[701] отъ лакея Сергя Дмитріевича. Ну, да чтобъ ты такъ не бгалъ глазами, я теб въ двухъ словахъ объясню, зачмъ я здсь и кто это. Изъ Кіева я убжалъ отъ долговъ, сюда пріхалъ получить долгъ съ Васильевскаго, онъ мн долженъ 40 тысячъ по картамъ. Это длецъ, — сказалъ онъ, указывая на господина, — адвокатъ, по мн, понимаешь. Порядочные адвокаты ходятъ къ порядочнымъ, а къ нашему брату такіе же, какъ мы. А это, — сказалъ онъ по французски, указывая на женщину, — моя жена, т. е. не бойся, знаменитое имя Левиныхъ не осрамлено, мы не крутились, а вокругъ ракитаго куста. Я ее взялъ изъ дому, но желаю всмъ такихъ женъ. Ну, ступай, Маша. Водки, водки, главное. Ну, теперь видишь, съ кмъ имешь дло. И если ты считаешь, что компрометировался, то вотъ Богъ, а вотъ порогъ.