Анна, создающая королей

Жители Тритари знают про Алайону, потому что эта планета – классика мировой фантастики. Вот стихотворение из детства, тоже своего рода классика.

Алайона, Алайона,
На земле твоей сожженной
Процветают и плодятся
Монстры в ужасе бездонном.

Алайона, Алайона,

Мир дивитов извращенных.
Пожирающие души,
Неподвластные законам.

Алайона, Алайона,

Мир кошмаров воплощенных.
Я мечусь, стенаю, плачу,
Пойман в ужасе бессонном.

Алайона. Сказочный мир двухголовых и треххвостых дивитов, о которых мне напомнил брат Джулиуса. Дивиты… Неистощимый источник вдохновения для фольклора Тритари. Не только стихи и сказки, а песни и даже считалочки.

Раз дивит, два дивит,
Мерзок, зол и ядовит.

Или

Кто не чесан и не мыт,
Тех сожрет большой дивит.

Или

Я дивит, ты дивит,
Страшный нрав, грозный вид.

– Ты не спишь. О чем ты думаешь? – спросил Нерон.

Где это слыхано, чтобы мужчина задавал женщине такой вопрос? Обычно все наоборот.

– О фольклоре. – В ответ на его вопросительный взгляд я процитировала:

У дивита неспроста
Две башки и три хвоста.
Он к земле тебя прижмет,
Душу вынет и сожрет.

Нерон скептически изогнул бровь.

– Где твоя вторая голова? – спросила я весело, и он фыркнул. – Ну хоть три хвоста-то есть?

Он фыркнул еще громче.

– Ты сама сказала, что это фольклор. Сказки. Монстрам приписывают жуткие уродства, чтобы было легче в них не верить.

– Ты монстр? Зверь?

Ответом мне стал еще один ироничный взгляд.

– А ты в этом сомневалась? Да, Анна, я монстр, зверь, чудовище. И не пытайся утверждать, что это не так. Вспомни прошлое!

О да, я помню прошлое, от начала до конца.

– Признаюсь, ты меня разочаровал. Я гадала, почему ты скрываешь лицо, придумывала всякие увечья, шрамы, ожоги… Раз уж ты дивит, то почему не двухголовый и не треххвостый? Волнистый, клыкастый и полосатый – это не совсем то, эффект намного слабее.

Я шутила, но не только. Если бы я с самого начала знала наверняка, что Нерон не человек, то…

Любила бы я его, если бы знала, что он монстр из детских сказок? Думаю, что да. Потому что в сказках даже монстры умеют любить. Порой они любят сильнее, чем люди.

Жаль, что в моей сказке все не так.

– Я разочаровалась в тебе, Нерон!

Он усмехнулся в ответ, но его взгляд остался серьезным. Нерон знал, что я сказала правду.

⁂

Нерон разбудил меня после приземления.

Я выбралась из «Пули», и слепящий жар навалился сверху, как опрокинутая жаровня. Мы приземлились в пустыне. Куда ни посмотри, красные песчаные волны и ни души. Сожженная земля, как в стихотворении про Алайону.

– Мне бы кофе со льдом и солнцезащитный крем! – усмехнулась я, ступая на песок. – И панама бы пришлась кстати. И персональный кондиционер. Или хотя бы полуобнаженный красавец-мужчина с пальмовым листом, чтобы меня обмахивал…

– Сможешь дойти до вездехода или подождешь?

– Смогу.

Нерон закрыл «Пулю» и дал знак следовать за ним. Сделав несколько шагов, он рассмеялся.

– Помнишь, мы просидели в Хоринтии три дня на жаре, и ты превратилась в забавное веснушчатое чудище?

– Я? Я превратилась в чудище? – возмутилась, смеясь. – Это были просто веснушки! Уж извини, но из нас двоих чудище – это ты.

– Бесспорно!

Полгода назад я бы пришла в восторг от того, что Нерон бережно хранит наши совместные воспоминания и что они вызывают у него улыбку. Но сейчас… слишком поздно.

Бросив прощальный взгляд на «Пулю», я заметила, что… она не «Пуля». Навороченный дизайн, да и размеры намного внушительнее.

– Как зовут твой новый катер?

– «Анна», – ответил Нерон с улыбкой.

– Как ты определил пол? – хихикнула я, скрывая за смехом изумление.

– Немного полетал и узнал характер. – Нерон подмигнул мне. Нерон. Подмигнул. Я впервые использую эти слова в одном предложении. Его улыбка, забавные морщины, его смех… то, как он меняет облик, когда смотрит на меня, это очень странно. Это настораживает.

– Этот катер строптивый, вредный и упрямый, совсем как ты. – Нерон задумчиво смотрел на красные дюны. – А еще он уникальный и невероятный. И самый красивый.

Он пошел дальше, а я так и осталась стоять на месте. Я не знаю этого мужчину. Это не мой опекун, разрушивший девичьи надежды. Никоим образом не он!

– Почему ты так себя ведешь? – потребовала я, глядя ему вслед. Нерон переоделся, и я впервые видела его руки, литые, сильные мышцы и кожу с бороздами, слишком неровную, чтобы быть человеческой.

– Что тебе не нравится?! – тут же взъелся он.

– Ты был груб и холоден со мной все эти годы, а теперь…

– Я больше не твой опекун.