Annularis (СИ)

— Ара-ра-ра, мальчик мой, — сладко улыбнулся мужчина, и Уолкера сковало по рукам и ногам. Он глухо свалился на землю, извиваясь и шипя, и попытался встать, но Адам медленно наступил ему на бок, продолжая мягко улыбаться и смотреть на Аллена с какой-то странной… любовью? — Неужели ты думал, что мы не подготовились к этой встрече? Пусть это и заняло чуть больше времени, чем я планировал, но, — он вдруг благодарно посмотрел на примёрзшего к земле Микка, — работа выполнена превосходно, Тики.

Тики ощутил, как кончики пальцев дрожат.

Они решили его подставить. Они решили его… И неужели его мальчик поверит в это? И ребята? Они все — поверят?

— ПОДНИМАЙ КОРАБЛЬ, ХЕВ! — что было силы заорал Аллен в ответ — и ему, и Адаму, в итоге никому из них не отвечая, но вместе с тем отвечая обоим. — Я СКАЗАЛ — ПОДНИМАЙ!

И спустя пару мгновений прежде и так наглухо закрытый изнутри Ковчег оглушительно зашумел.

И истинный ад в мгновение ока разверзся вокруг Тики — его самого подхватили под руки (и правда — как любимого родственника) и повели в сторону внедорожника, не давая ступить и шагу в сторону от маршрута.

Парень обернулся в сторону команды, ища среди совершенно опешивших, ослепленных происходящим ребят лицо Аллена, но тот… Тот на него не смотрел.

И никто на него не смотрел. Только Канда, которого уже тоже заковали и который тихо бормотал какие-то проклятия себе под нос, бросил на него хмурый недоуменный взгляд и тихо обратился с каким-то вопросом к Уолкеру.

И единственный взгляд, который юноша бросил на Тики после слов Юу, был таким холодным и колючим, что парню показалось, будто все внутри у него замерзло.

Вот как.

Вот как, значит.

А он-то думал, что теперь… теперь все иначе.

А все ни черта не иначе, и люди на самом деле — доверчивые мрази, которые слушают тех, чьим словам доверяют больше.

И Аллен, как видно, доверял именно что словам Адама, а не поступкам Тики все это время. И он — такой же, как и все остальные люди, пусть и говорит о каком-то там высшем благе и симбиозе. И слова… они — действительно шелуха, но они важны, как бы это ни было парадоксально.

— Ну что, — скривив губы в резиновой улыбке, Микк повернул голову к брату и громко осведомился: — Возвращаешь меня в родные пенаты, Шерил?

— Да, — тихо прошипел в ответ тот, мимолетно оглянувшись на следящего за погрузкой закованных в наручники ребят в грузовик Адама. — В твою родную лабораторию номер три, Тики.

Самое странное, по мнению туго соображающего мозга, было то, что сильнее всего закутан в железо был именно Аллен, а не, как изначально думалось Микку, Канда с Алмой. Те всё-таки были искусственными солдатами, и силёнок у них должно было быть всяко больше, чем у экспериментального образца с привитой женской фертильностью.

Но отчего-то Адам, видимо, считал по-другому.

Потому что Уолкер был закутан в широкие толстые оковы с груди по колени, полностью лишённый движения, и в грузовик его тащили два огромных охранника — из тех лабораторий, где выращивались солдаты наподобие Канды с Алмой.

Тики безразлично наблюдал, как последним запихнули в кузов кусающего судорожно губы Джонни, и его самого грубо толкнули во внедорожник, усадив рядом с довольно улыбающимся Адамом.

— Как же я рад, что ты снова в кругу семьи, племянник, — сладко пропел тот, потрепав совершенно оглушённого происходящим Микка по щеке, — а то Лулу вся извелась, пока тебя не было.

Тики смотрел в серые змеиные глаза мужчины и думал, что лучше было бы просто сразу сдохнуть. Как только вышел из бункера. Как только вдохнул свежего воздуха после дождя.

До того, как вкусил свободу.

До бункера добрались по подземным тоннелям за несколько часов, в течение которых Тики слепо смотрел вперёд, совершенно высушенный и пустой.

И пытавшийся не думать ни о чём.

Но мыслями все равно возвращавшийся к Аллену.

К предавшему его Аллену. Усомнившемуся в нём, хотя сам Микк ни разу не сделал чего-нибудь, что могло бы дать хоть намёк на недоверие.

Как же… он… его… ненавидит. За то, что тот подпустил, а потом так резко предал. Не поверил.

Фальшивая сволочь, которая игралась с ним напропалую всё это время, а Тики так и не смог заметить этого. То есть заметил, но не обратил внимания.

Потому что любил. Потому что восторгался. Потому что был пленён им.

Даже сейчас.

Даже когда сам Аллен пронзил его этим колючим, ледяным взглядом, замораживающим все внутренности, Тики всё равно не мог выкинуть образ юноши из головы.

Как же обидно. Как же… плохо.

Адам рядом смотрел своими магическими серыми глазами, словно пытаясь проникнуть в душу и прочесть всё, что в ней таилось.

И Тики почему-то был уверен, что уже прочёл. Всё до последней мысли прочёл. Потому что он боялся Адама до дрожи. Всегда боялся.

Но сейчас… ему было плевать.

Внутри было так пусто, что казалось, словно там образовалась пустыня. Или вакуум. Или дыра.

Когда Тики приковали к стене в одиночной камере (как и полагалось любимым родственникам), ему подумалось, что всё это было зря. Этот идиотский побег, эта идиотская любовь, эта идиотская свобода.