Annularis (СИ)

Тики, надо отдать ему должное, не бесился. Сносить поддевки Канды и шуточки Аллена было вообще-то куда сложнее, и у него просто выработался иммунитет на шепотки за спиной еще до того, как эти шепотки начали там действительно раздаваться. Собственно, как раз из-за этого на большинство встреч с Линком (который Ковчег после первого знакомства с Алленом посещать отказывался наотрез, как видно, до сих пор ужасно впечатленный) Тики ходил сам и юношу не таскал.

Да и вообще, у Тики была целая туча других проблем. Хотя бизнес по поиску артефактов был приостановлен, все равно продолжались научные исследования, все равно были зверинец и оранжерея… И парень буквально разрывался иногда между теми людьми в их своеобразной «семейке», которым мог пригодиться в тот или иной момент. Недостатка в деньгах за счет вырученных за артефакты прежде средств никто на Ковчеге не испытывал, но все по инерции продолжали заниматься чем-то, и это иногда переходило все границы. Ну потому что в период «декрета» своего капитана каждый член экипажа корабля получил возможность делать то, что сделать давно хотел.

Но даже не это было самым страшным — не вся эта какофония чужих дел, где Тики постоянно был нужен Лоу Фа или Мари (потому что, пожалуй, слишком много знал, а показывать этого не стоило). Дело было в Аллене и в его постоянных болях, которые со временем только усилились. И — нет, Уолкер старался вообще не беспокоить парня этим, но Тики все равно видел, насколько порой его мальчику плохо, и просто не находил себе места от бессилия.

Микк понимал, что Аллен волновался по поводу его загруженности, даже разговаривал с членами экипажа и пытался сам взяться за работу, но, к сожалению, он стал настолько медлительным и слабым, что любые резкие движения или попытки взять что-нибудь тяжёлое проваливались, даже не начавшись: юноша сваливался в обморок через полчаса от переутомления.

Поэтому Уолкер занимался сугубо, как называл это Лави, гуманитарной деятельностью — планы различные писал, карты чертил, свои ловцы снов создавал, книги читал, в музыкальной комнате пропадал, в зоопарке с животными перерыкивался, пусть и с неохотой, но помогал с исследованиями. И ходил на встречи с политиками, которые расспрашивали его о Семье, о связи с Адамом, о родителях, о Ковчеге, о лабораториях… Тики иногда срывался и, сердито ударив по столу, с шипением и матами забирал усталого и спрятавшегося за вежливой ухмылкой и ледяным взглядом Аллена из зала.

Юноша обнимал его всеми конечностями, как только они выходили за дверь, и вздыхал, смиренно терпя чужие взгляды, пока Микк нес его через полштаба на руках к огромной махине стоящего неподалеку Ковчега. Иногда ему, правда, даже и терпеть не надо было — он просто сразу засыпал, и тогда уже никакие взгляды его не волновали.

Тики же, принеся юношу в комнату, укутывал его одеялом и укладывался рядом, стараясь не мешать капитану и в то же время как-нибудь хоть немного облегчать его боли.

Потому что, помимо всего прочего, у Аллена очень болела грудь, и это неизбежно накладывало отпечаток на его настроение каждое утро.

Сам Уолкер, правда, лишь отмахивался, говоря, что на восьмом месяце это совершенно нормально: грудь готовилась к вскармливанию, накапливалось небольшое количество молока и так далее, из-за чего весь этот процесс и сопровождался болями, но Тики это не успокаивало.

Микк даже очередной массаж научился по такому поводу делать (Линали подсказала, что нежное массирование помогает в таких ситуациях), но капитан чувствовал себя хорошо относительно непродолжительное время.

Тики даже как-то набрался храбрости и спросил, а также ли проходила и первая беременность, на что Аллен легко рассмеялся и, сразу же помрачнев, заявил, что тогда ему было плевать на всё, кроме собственной смерти, отчего он совершенно не помнит, насколько было больно.

Больше они к этому вопросу не возвращались, и Микк просто пытался окружить юношу заботой с ног до головы.

Оттого и сейчас парень ласково чмокнул ладонь Аллена, проведя пальцами по отросшим волосам, и осторожно поправил одеяло.

Уолкер, однако, необыкновенно к таким вещам чувствительный, тут же заворочался и заворчал. Микк недовольно поморщился и свесил ноги с кровати, пытаясь быть как можно тише и больше стараться никак случайно его не будить. Аллен и так мало спал, даже с учетом того, что по большей части ему была предоставлена возможность бездельничать сколько влезет (в этой ситуации он был совершенно как кот — умилялись члены экипажа при виде него постоянно), и Микку не хотелось его тревожить.

Но было уже поздно. Юноша издал какой-то неясный звук, больше похожий на кошачий зевок, и приоткрыл глаза.

— Ты куда-а?..

Ну чёрт, подумал Тики, всё-таки разбудил его, скотина такая тяжеловесная.

— Я ненадолго, а ты спи, — прошептал он, поцеловав потянувшегося навстречу Аллена в щёку.

— Не могу, — смущённо пробормотал юноша, отведя взгляд, и погладил живот поверх одеяла, — он… он пинается и не даёт.