Он целовался жарко и глубоко, словно хотел вобрать в себя как можно больше Тики, и парню нравилось это, нравилось. Он оперся рукой о постель, утопая ладонью в смятой нагретой простыни, и послушно приоткрыл рот, нетерпеливо покусывая губы своего мальчика и снова шаря свободной рукой у него по груди — поглаживая, чуть надавливая в нужных местах и легко щекоча.
Аллен шумно дышал ему в губы, как после долгого бега, и не отпускал.
Он вообще постоянно отвлекал Тики от своей изувеченной руки всеми способами, которыми только мог в тот или иной момент. Как будто считал, что тот слишком хорош, чтобы ее вылизывать.
Идиот.
Тики нравилось это делать хотя бы и потому, что Аллен каждый раз до крови закусывал губы и смотрел на него этим взглядом — полным вожделения, благодарности и нежности.
И просто осознание того, что эта рука у Уолкера совершенно не чувствительная, а его мальчик бьётся в экстазе от мимолётных нежных касаний, приводило в восторг.
С Алленом вообще нужно было быть нежным: тот оказался мягкотелым и ранимым на самом деле, хотя за масками прятался отлично. Он говорил, что весь пошёл в папу, такого же мягкого, хотя ему очень хотелось бы быть похожим на Неа, решительного, твёрдого, слегка поехавшего на Ковчеге и науке.
Тики старался не говорить, что похожим на вполне безобидного Ману Уолкер нравился ему больше.
Он даже представить боялся, кем же был бы Аллен, окажись в нём чуть больше от Неа, потому что уже сейчас было понятно, что чувство юмора у него точно в отца.
Вполне такое опасное чувство юмора.
Тики неторопливо огладил ягодицы, целуя совершенно размякшего капитана в шею и ловя пальцами мелкую дрожь, и нарочито медленно коснулся слегка набухшего ануса, с удовольствием наблюдая, как разгорячённый Аллен сам насаживается на его пальцы.
Видеть его таким можно было только по утрам, и поэтому Тики любил каждое их совместное утро невзирая на то, как просыпался. Аллен мог пнуть его во сне, ударить по лицу рукой, завалиться на него — как-то боком… Но он все равно просыпался мягким и ласковым, хоть и до жути ворчливым. Он не говорил ни слова, но тянулся так искренне и прижимался так крепко, что Тики был уверен — его никогда не покинут.
И это было настолько великолепно, что иногда у Тики тоже кончались слова, и он начинал изъясняться жестами.
И вот бывало, что сидят они друг напротив друга и молча о чём-нибудь разговаривают.
Аллен восторженно вздохнул и, потянув Микка за намотанные на кулак волосы, огладил стопой ногу парня, призывно промычав ему в губы.
Тики коротко хохотнул и, чмокнув юношу в подбородок, уложил его набок, пристроившись сзади.
Он стащил с себя спальные штаны и мягко вошёл в него, испуская длинный вздох — потому что это всегда было восхитительно горячо и мягко — и на секунду замирая, давая юноше привыкнуть. Аллен сжал его в себе, закусил губу и потянулся рукой к своему члену. Микк легонько хлопнул его по ладони и закинул его ногу себе на бедро, поглаживая кончиками пальцев рубцы шрамов.
Уолкер в ответ благодарно замычал, дыша полной грудью, и поёрзал на члене, вызвав довольный стон у Тики.
Как же ему было жарко. Невыносимо жарко; казалось, будто его сжигают заживо на костре, и резвые всполохи огня жаром лижут кожу.
Аллен вздрагивал и постанывал, всё норовил прикоснуться к себе, но Микк сразу же кусал его куда придётся, в следующую же секунду зализывая укус, и мял бока, грудь, выцеловывал плечи и шею, гладил живот, изредка касаясь истекающей смазкой головки и ловя пронзительные вскрики и полузвздохи.
Юноша подавался ему навстречу, принимая в себя глубже, и захлебывался стонами, исступленно ловя губами губы Тики, кусаясь и вылизывая его где только в таком положении мог достать.
Микк аккуратно его придерживал, чтобы Уолкер не завалился на живот, и выгибался, чтобы им обоим было удобнее.
Член у его мальчика был весь в смазке и свободно скользил в сомкнутой в кулак ладони парня. Тики нажимал большим пальцем на его головку, несильно сжимал ствол, спускался к основанию и поглаживал яички…
А потом его накрыло волной удовольствия, удушающей, жаркой, заставляющей захлебнуться собственным стоном, и Тики кончил, прижав мелко задрожавшего юношу к себе как можно ближе.
Аллен издал гортанный низкий стон, сжимая его в себе, когда Микк, прикусив мочку его уха (маленькую, какую-то совершенно беззащитную), ускорил стимуляцию его члена, и выстрелил семенем на постель.
Тики выскользнул из юноши, облизывая пересохшие губы, и мягко погладил его по ягодице, скользя пальцами к копчику и ниже — к растянутому отверстию, из которого сочилась сперма. Уолкер сорвано выдохнул, когда парень размазал ее, и обмяк.
— Извращенец…
Микк хохотнул, зарывшись носом в рыжие волосы, и огладил липкими пальцами бока Аллена.
— Не хуже тебя, — хитро улыбнулся Тики, напоминая своему мальчику про тот забавный факт, что в каюте у него оказалось чуть ли не хранилище разнообразных секс-игрушек. Уолкер возмущенно вздохнул, захлебнувшись словами, и, стремительно покрывшись пятнами смущённого румянца, пробубнил что-то нечленораздельное.