И вот тут Тики понял, что имел в виду Лави под «очень трепетно». Потому что мальчишка впервые улыбнулся. Не оскалился, не усмехнулся, не скривил губы в ухмылке, а именно улыбнулся — приподнял самые уголки губ в жалкой, правда, пародии на улыбку, но довольно искренней.
— Конечно, братец, — вдруг донёсся до уже почти подошедшего к ним Тики чистый глубокий голос. Он заметил, как зеленоватое облако на секунду соткалось в образ девушки с длинными кудрявыми волосами и сразу же растворилось.
Мальчишка обернулся к Тики, кивнул в сторону чертежа на вертикально расположенном экране и принялся объяснять.
Объяснял, честно сказать, Уолкер очень непонятно. И сбивчиво. И кратко. Лишь самое важное, но такими запутанными конструкциями, словно хотел заставить слушающего как можно внимательнее вслушиваться в свои слова, терять нить повествования, путаться в предложениях. Тики это несказанно раздражало, но он упорно пытался следовать основной мысли, которую мальчишка всё же доносил.
Он рассказал про состав команды — охотники, понятное дело, охотились за пределами Ковчега. Они мародёрствовали, искали реликвии и всякого рода ценности, попутно отбиваясь от мутантов и бесноватых. Многие из них хорошо разбирались в археологии, культуре и, что оказалось совершенно ожидаемо, боевых искусствах. Также мельком упомянул учёных, которые следили за исправностью всех образцов в лабораториях, выводили сыворотки, новые виды, выдвигали какие-нибудь теории, короче, «занимались этой научной ерундистикой». Тики ещё тогда удивлённо приподнял бровь на такую скептическую характеристику, но Аллен внимания на это не обратил и продолжил дальше. Обслуживающим персоналом считались те, кто отслеживал состояние самого Ковчега — его неисправности, пути следования, наблюдал за обстановкой вокруг звездолёта и всегда был начеку, чтобы предупредить о любой опасности: будь то внезапное нападение или взрыв в одном из помещений.
Также Аллен бегло рассказал про устройство самого Ковчега. Про его зоны — жилая, лаборатории, комната управления и зоны отдыха. Про Хевласку (Тики не удержался и всё-таки поинтересовался, на что во взгляде Уолкера мелькнуло на мгновение одобрение), которая оказалась газообразным мутантом, поселившемся в стенах Ковчега и потому окружающим его скрывающим полем. Хевласка, правда, больше выполняла роль посыльного и являлась правой рукой капитана. И, наконец, Аллен обмолвился ему про правила, с которых, по мнению Тики, и следовало бы начать эту лекцию.
— Как таковых — писаных правил нет, разумеется, — скривил губы Уолкер. — Стандарт — ты не лезешь в чужие дела и вещи, и тогда никто не лезет в твои дела и вещи, все просто. Как это называется? — он ухмыльнулся и с иронией произнес: — Субординационные рамки, да. В остальном — хоть на потолке спи, главное — это не должно сказываться на продуктивности твоей работы и, разумеется, не должно подвергать опасности благополучие экипажа и самого корабля.
Тики хмыкнул. Собственно, чего-то подобного от явно скрытного и свободолюбивого Уолкера и следовало, по всей видимости, ожидать. Он даже не удивился бы, скажи тот что-нибудь покруче.
— И вот тебе твой ключ, — парень достал из кармана тонкую пластину и сунул ее Тики в руки. — Твоя комната — это только твоя комната, то же касается и остальных. Вещи твои уже там, дубликата ни у кого нет. Когда к концу подойдет твой испытательный срок — я решу сам.
Тики со скептическим удивлением взглянул на пластинку с выдавленными цифрами и буквами, из-за которых ключ напоминал больше какую-то пропускную карточку (совсем как в лабораториях, поморщился парень). Хотя, возможно, так оно и было — просто Уолкер либо забыл, либо не нашёл нужным это рассказать.
Но отчего-то ему захотелось хоть чуть-чуть взъесться. Хотя сам Тики понимал, что это желание вызвано лишь здоровым недоверием, взращенным в нём матерью.
— Даже у… вас? — поправил он себя, до сих пор не понимая, как обращаться к мальчишке. Уолкер, уже вновь закопавшийся в экране (уменьшенном до размера книжки), перевёл на него нечитаемый долгий взгляд, заставив Тики против воли вздрогнуть и недовольно сглотнуть, и усмехнулся.
Как-то горько и ехидно одновременно.
— У меня — особенно, — ухмыльнулся Уолкер. — Я ценю свободу каждого из вас, но… — он задумался на мгновение, словно решая: продолжать или нет, и хмыкнул, вновь обдав Микка насмешливым взглядом, — ты должен помнить, что твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого. А теперь иди. До вылета ещё три часа, пока ты свободен.
Тики поджал губы и спустился с мостика, вышел в коридор и направился к каютам.
Свобода, да?..
Адам всегда говорил, что Уолкер — малолетний засранец, который портит ему кровь своим юношеским максимализмом.
В Ордене же твердили, что мальчишка борется против тирании Ноев, которыми звали Семью в народе. Борется за свободу и права. Борется за лучшее будущее.
Как смешно, фыркнул Тики, Адам тоже борется за лучшее будущее. И увлёкся этим настолько, что превратил семью в подопытных, а планету — в полигон для исследований. Твердя, что всё это во имя лучшего будущего.