Annularis (СИ)

— Спи дальше, — прошептал Микк, наблюдая, как Аллен сонно осматривается, как жмурит спросонья глаза, как мягко улыбается, и погладил его по спине, призывая вновь улечься и заснуть. Юноша пробормотал что-то, подставившись под теплые ладони, и лениво прильнул к Тики, пробравшись ему под руку и заставив отложить книгу в сторону.

Микк всё больше и больше уверялся в том, что Уолкер — большая кошка. Которой необходима порция ласки и нежности каждый день. И Тики совершенно не был против.

Наоборот, Аллен после сна оказался ну очень милым и отзывчивым. Он выдавал даже что-то похожее на мяуканье и другие звуки в этом роде, а когда окончательно просыпался — стремительно краснел и пытался откреститься, мол, это случайно и вообще, отстань от меня.

Но это всё равно каждый раз повторялось. И Тики был рад.

Аллен потерся об него, ласковый и сонный, зарылся пальцами ему в волосы и потянул за густые локоны чуть назад, мягко целуя щеки и глаза, сползая губами к подбородку — и спотыкаясь о приоткрытые губы.

Тики нравилось, когда он его так целует. Аллен действовал на него подчиняюще — он не делал ничего для утверждения своей власти над Микком, но каждый раз целовал его так, будто парень был для него колодцем с живой водой. Словно получив карт-бланш в истории с портретом своего отца, юноша каждый вечер пробовал его — и каждый раз оставался доволен ласковыми ответами и оглаживающими шрамы на его спине руками.

Конечно, спустя череду нежностей Аллен снова становился капитаном Уолкером, особенно если Тимоти бесшумно проскальзывал в библиотеку и выскакивал откуда-нибудь как чертик из табакерки, утверждая, что избавляет братца от смущения. Однако прежде Тики как минимум с четверть часа купался в ласковом объятии и вслушивался в мурлыканье.

— Ты просто огромная кошка, Аллен, — пробормотал себе под нос Тики, когда юноша почти проснулся, и скользнул ему ладонью под джемпер. Уолкер обожал такие вещи — из плотной ткани и с длинными рукавами, стопроцентно скрывающими его перчатку, которую он так и продолжал носить.

Аллен что-то согласно промычал, очерчивая губами линию его челюсти, и мягко потёрся щекой о шею и горло, крупно вздрогнув, когда Микк огладил ему бока и коснулся тотчас же поджавшегося живота.

И — дёрнулся назад, пытаясь спрятать туловище от прикосновений. Тики успокаивающе поцеловал малыша в ухо, нежно провёл носом от мочки до впадинки между ключицами и медленно, осторожно погладил по позвоночнику, заставив юношу выгнуться навстречу пальцам.

К сожалению, брюшная часть была пока запретной зоной — Уолкер боялся и испуганно вздрагивал, стоило только слегка задеть нижние ребра спереди.

Юноша притерся к Тики пахом и заерзал, шумно вздыхая и кусая губы.

— Я… знаю, что мне будет хорошо с тобой, — зашептал он, заключая его лицо в ладони. — Мне уже хорошо с тобой, Тики, и я… — он мягко поцеловал его в уголок губ. — Дай мне просто немного времени, хорошо? Я приду к тебе сам.

Микк выдохнул, жмурясь, и коротко кивнул, прижимая его к себе и силясь переждать приступ острого до болезненности удовольствия от собравшейся внизу живота тяжести.

Они ещё несколько минут нежничали, и парень подмечал новые для себя ощущения: оказывается, ему нравилось, когда Аллен мучительно долго и медленно выцеловывал его лицо, или когда тёрся о его грудь и прикусывал кожу над ключицами, и ещё много разных других «или», о существовании которых Тики даже и не подозревал ранее.

Он даже и не знал, что простые ласки, вот такие мягкие касания могут приносить столько удовольствия и блаженства.

Аллен, разморенный и разнеженный, требовательно потянул его за нижнюю губу, хитро улыбаясь, и Тики понял, что его мальчик уже окончательно проснулся. Уолкер поцеловал его в последний раз, глубоко, мокро, с налётом какой-то довольной порывистости, и отстранился, весь красный и смущённый.

— Каждый чертов раз я чувствую себя как… как… — он выдохнул и облизнулся, — как в лихорадке.

Тики откинулся на спинку дивана, чуть склоняя голову набок и глядя на юношу из-под ресниц.

В переводе на нормальный язык это, должно быть, значило, что его мальчик его хотел. Потому что лихорадкой Аллен называл эструс. В период которого он был так ласков и мягок, как никогда обычно.

— А это плохо? — с улыбкой поинтересовался парень.

Юноша стремительно покраснел, покрываясь румянцем чуть ли не до плеч, и промычал что-то невразумительное, заставив Тики с удовольствием поцеловать его в губы и поймать возмущённый вздох.

— Конечно, это плохо! — надулся Аллен, нахмурившись. — С моим организмом происходит какая-то хрень, а я даже не понимаю, что это за хрень! — он вдруг замер с каким-то ошеломлённым выражением на лице и, закусив губу, втянул голову в плечи, смущённо улыбаясь чему-то своему.

Тики ласково погладил его по бедру, заставляя словно бы чисто инстинктивно податься ближе, и заметил:

— Это всего лишь значит, что ты испытываешь желание. Ты меня хочешь, — он улыбнулся, — независимо от периодики. А еще, — добавил парень, — ты мурчишь во сне.