Или же, или, – злится Мередит пуще прежнего, – мы суть симуляции кроманьонского мира, созданные неандертальцами, которые, вопреки расхожему мнению, действительно добились успеха пятьдесят тысяч лет назад? И им захотелось увидеть, что могли бы совершить гиперагрессивные африканские приматы, если бы они, бедолаги, не исчезли с лица земли? Ну хорошо, тут зачет, теперь они это знают, кроманьонец так неизлечимо туп, что сам разрушил свою виртуальную среду, вырубил леса и загрязнил океаны, несусветно размножился, сжег все ископаемое топливо, и к тому же подавляющее большинство представителей этого вида вымрет от жары и идиотизма максимум через пятьдесят симулированных лет. С таким же успехом нашу симуляцию могли запустить потомки динозавров, которых не уничтожил никакой метеорит, и они потешаются, наблюдая, как млекопитающие правят миром? А может, мы живем в мире, построенном на основе углерода и двойной спирали ДНК, во вселенной, симулированной инопланетянами, чья жизнь организуется, например, на основе серы и тройного геликоида? А вдруг, вдруг мы все – существа, симулированные другими существами, тоже симулированными в еще большей симуляции, и все симулированные вселенные просто убираются одна в другую как столикматрешка?
Как мы вообще узнаем, на что похожи? Допустим, в программе я белая молодая тощая брюнетка, длинноволосая и черноглазая, но почему бы симуляции не позабавиться, создав множество вариаций моего лица или моего тела – по числу собеседников?
И кстати, Эдриан, – Мередит буквально задыхается от бешенства, – вот еще одна идея, и не такая уж абсурдная: неужели после нашей фальшивой смерти есть фальшивая жизнь? А что, этим
А что, если существует к тому же и тысяча адов для позорных программ-отступниц, неверных или вольнодумных, тысяча геенн огненных, где свободные умы будут гореть без передышки в вечной виртуальной пытке и их будут осаждать красные демоны и пожирать монстры с жуткими мордами? Или, дальше – больше, почему эти гениальные шутники не сообразили, что каждая религиозная программа может молиться неправильному Богу. И когда ты умрешь, сюрпрайз, приятель, ты был баптистом, буддистом, иудеем, мусульманином? А надо было мормоном, козел! Давайте все, кыш в ад!
В конце концов, ацтекские боги неоднократно создавали мир и несколько раз его разрушали: Оцелотонатиух бросал людей на съедение ягуарам, Эхекатонатиух превращал их в обезьян, Киауитонатиу погребал под огненным дождем, а божество Атонатиух затопило и преобразило в рыб.
Вот такими вопросами задается Мередит или, как знать, ее программа, в которой их записано хоть отбавляй – о мире и об ацтекских богах. Кроме того, при всем уважении к монотеизму разброд мира проще было бы объяснить бесконечным конфликтом между богами.
Мередит внезапно захотелось кофе, притом что она вообще-то его не любит, и она вступила в неравную борьбу с непокорной кофеваркой – вот засранцы, запрограммировали даже поломки в своей симуляции, – и когда наконец черная пенистая жидкость соблаговолила потечь, она повернулась к молчащему Эдриану.
Он смотрит на нее с пламенеющим восторгом в сердце. Ему определенно нравится в ней все – румянец, вспыхивающий на щеках, когда она сердится, капелька пота на кончике носа и то, как болтаются на ее худющем теле свободные рубашки. Вдруг его порыв к ней тоже запрограммирован? Да плевать. Жизнь, может, и начинается как раз в тот момент, когда понимаешь, что ее нет.
Им-то какая разница, в конце концов? Симуляция они или нет, они живут, чувствуют, любят, страдают, творят и умрут, оставив в симуляции свой крошечный след. Какой смысл в знании? Всегда следует предпочитать науке неведение. Незнание – верный друг, а правда отнюдь не кузнец счастья. Пусть они и симулированные, зато счастливые.
Мередит сделала глоток горького кофе.
– Спасибо, что позвал меня сюда, Эдриан, – улыбнулась она. – Мое бешенство пропорционально остроте того, что мы переживаем. Я безумно счастлива, что сижу в этой лодке вместе с тобой.
Англичанка-топологиня смеется, и в это мгновение ей тоже наплевать, симуляция она или нет, и ее радость вовсе не побочка модафинила. Она запевает на мотив