– Я не болею, – говорю я достаточно громко, чтобы он смог услышать меня. – Видишь, я совершенно здоров, свеж, как огурчик.
Он свешивается ещё немного дальше, а затем соскальзывает с края кровати, ударяясь об пол с глухим стуком. Я даже не хочу знать, о чём моя мама могла сейчас подумать. Его лицо неожиданно возникает передо мной, красное от крови, которая прилила к его голове, когда он свешивался вверх ногами с моей кровати. Он хмурится.
– Я не знаю, что он там имел в виду. Майки сказал мне, что ты сегодня не в школе, – продолжает он. – Так ты решил просто прогулять или что?
– Я уверен, ты знаешь всё о прогулах.
Он снова поднимает голову, и я смеюсь от его взгляда. Это тот же взгляд, каким родители смотрят на капризных несносных подростков, когда действительно хотят, чтобы они заткнулись.
– Ты не должен прогуливать. При поступлении в колледж учитываются не только твои оценки, но и посещение уроков и прочее дерьмо, – ругает он меня как ни в чём не бывало. Я не могу сдержать смешка.
– Колледж? Прости, я забыл, что разговариваю со своей мамой.
– Ха-ха, – саркастично бормочет он, прежде чем снова пропасть из моего поля зрения. – А если серьёзно, почему ты не пошёл?
– Просто не захотел.
– Тогда почему Майки сказал мне, что ты болеешь?
– Я, блять, не знаю, почему бы тебе не спросить
– Потому что когда он вчера вернулся домой из школы, я рассказал ему, что поцеловал тебя.
Я забываю, зачем вообще ищу свой телефон, и поворачиваюсь к Джерарду.
– Нахрена ты это сделал? – восклицаю я. Он наполовину под моей кроватью, только ноги торчат. Она как будто сжирает его или что-то такое.
– Ну, он спросил меня, поцеловал ли я тебя в воскресенье, когда мы вроде как выходили за попкорном. Я сказал ему, что "нет, конечно, нет, я поцеловал его вчера".
Я выдыхаю и хватаюсь за стол в качестве поддержки.
– И что он сказал? – спрашиваю я слабо. Я всегда думал о Майки как о парне, которому наплевать, кто с кем целуется, но я вообще-то его почти не знаю. И он на самом деле может оказаться одним из мудаков-гомофобов. Джерард извивается, пытаясь вылезти из-под моей кровати.
– Он сказал, "не забывай предохраняться", – отвечает он с усмешкой. Она моментально исчезает с его лица, уступая место ужасу. – Чёрт... – шепчет он, и из его рук падает старый потрёпанный плюшевый мишка, которого он нашёл под кроватью.
Я встречаюсь с его напуганными глазами, страх заполняет каждую мою клеточку, и затем я прослеживаю его взгляд на мой живот. Я ведь идиот, который забыл надеть рубашку. И ещё я забыл про огромные порезы на моём животе.
И как я могу ему это объяснить? Поцарапал кот? У меня даже нет грёбаного кота.
– Фрэнки, – шепчет Джерард, медленно подходя ко мне с протянутыми руками. Он напоминает мне зомби из старых ужастиков. Бледная кожа, приоткрытый рот, стеклянные глаза, протянутые руки. Я хочу сожрать твои мозги. Я почти смеюсь, а потом вспоминаю, как облажался, и чувствую тошноту. Его взгляд пугает меня. Клянусь, за радужкой его глаз бушует огонь. – Он сделал это с тобой? – требовательно спрашивает он, снова оглядывая мои порезы. Я нервно хихикаю.
– Н-нет, я упал... я такой недотёпа... упал, – бормочу я, запинаясь. Я хочу надеть рубашку или хотя бы отвернуться. О чём я думал, не надев рубашку? Я вообще-то жирная задница, почему он должен хотеть видеть мой жирный живот? Но из-за его взгляда, мои ноги будто прирастают к полу, а руки приклеиваются к бокам.
– Упал на грёбаный нож? – кричит он. Джерард касается порезов, воспалённой кожи вокруг них, и когда я вздрагиваю и уворачиваюсь от его приносящих боль касаний, он выглядит так, будто сейчас просто расплачется. Я так уверен в этом, что, кажется, даже вижу слёзы в его глазах. – Чёрт, Фрэнк, ответь мне! Это... это был он?
– Я не понимаю, о ком ты.
– О твоём брате!
– Я... я не понимаю, о ком ты. – Почему я не могу придумать ответа получше?
Затем он смотрит на меня с таким отвращением, что я вынужден отвернуться от него, чтобы он не увидел моих собственных слёз.
– Почему ты, блять, просто не можешь рассказать мне? – шепчет он. – Почему тебе нужно обязательно всё ото всех скрывать?
Я пожёвываю кольцо в губе, и чертовски злюсь на самого себя. Никогда... я никогда не хотел, чтобы он смотрел на меня так, как смотрит прямо сейчас. Как будто я сволочь, отброс. Не лучше противной жвачки, приклеившейся к подошве его обуви. Затем его рука до боли сжимает мою челюсть, чтобы я не мог от него отвернуться.
– Это сделал твой брат? – он практически рычит, обнажая маленькие зубы, пока его тёплая и костлявая ладонь давит на красные порезы на моём животе. Это чертовски больно, но я не пытаюсь увернуться снова.