Читаем Anorex-a-Gogo (СИ) полностью

Но потом я замечаю, что они разговаривают. Просто разговаривают, как и все обычные человеческие существа. Он рассказывает о том, что он художник, что женщина по имени Елена учила его рисовать, когда ему было около трёх. И моя мама ведёт себя странно нормально. Её волосы собраны в хвост, и она немного вспотела. Она внимательно слушает, но я понимаю, что она не пытается подвергать его слова психоанализу или чему-то подобному. Она просто заинтересована, на этом всё.



Я смотрю на них словно другими глазами, будто если бы не знал их. Я автоматически выделяю недостатки Джерарда. Он выглядит растрёпанным, немного потускневшим, неопрятным. Весь воздух вокруг него как будто кричит: "Ты смотришь на моё лицо, ну а мне на тебя наплевать". Но каждый из этих недостатков я вижу как совершенное несовершенство. Он - мой прекрасный беспорядок.



– Что ты рисуешь? – спрашивает мама. Она выглядит спокойной и расслабленной, сидя и с удовольствием болтая с парнем, которого она нашла спящим со своим сыном. И это, конечно, меня чертовски запутывает.



Я могу сказать, что он на самом деле задумался. Спустя минуту он, наконец, отвечает.



– Я рисую комиксы. Разные каракули в основном. – Затем он делает глоток своего кофе, рассматривая различные слова, плавающие в его мозгу. Он смело встречается с ней взглядом. – Сейчас я рисую вашего сына.



Я вижу, как её рот приоткрывается, и лицо выражает то же удивление, что и моё сейчас.



– Моего сына? – переспрашивает она, её голос звучит мягко.



Он кивает, и его лицо совершенно серьёзно. Для меня это выглядит довольно странно, потому что я привык видеть его улыбающимся или ухмыляющимся.



– Ты и Фрэнки... кто вы именно? – спрашивает она.



– Кто мы? – говорит он, выглядя немного смущённо. – Мы не кто-либо.



Я признаю, что это больно. Реально ужасно. Как будто звезда взрывается в моей груди, превращаясь в чёрную дыру.



– Или ничего из того, что является обычным. Мы - это просто мы, – продолжает Джерард.



Он смотрит настороженно, боясь того, что сказал ей. Я не думаю, что он вполне понимает, что значит её вопрос. Я не уверен, что она понимает, о чём спрашивает.



Мама выглядит так, будто пытается проанализировать его ответ, найти какой-то скрытый смысл, но его там нет. Всё просто и понятно. Мы – просто мы.



Она вздыхает.



– Фрэнки... Фрэнки - другой, Джерард. Он никогда не играл с другими детьми, он никогда не приводил друзей в гости. Он как будто... не в этом мире, знаешь? С ним что-то происходит на протяжении многих лет, что-то, отчего он пытается спрятаться, и он возвёл вокруг себя много стен. Иногда у меня такое чувство, что он в ловушке собственного сознания, он не... он отказывается жить в реальности. Он не говорит со мной. Я перестала пытаться заставить его открыться. Но Фрэнки, он иногда пугает меня. Я.... я понятия не имею, что происходит в жизни моего сына. Но ты.... По какой-то причине он впустил тебя в свою жизнь. Или, может быть, не впустил, не знаю. Но он изменился, Джерард, в нём произошла большая перемена, потому что он начал... общаться... с тобой. И я хотела бы сказать, что он стал счастливее, но не думаю, что это на самом деле так. Он действительно никогда не был счастлив. Но он другой. Всё, что я знаю - он другой. – Она глубоко вздыхает и смотрит на Джерарда, спокойно потягивающего кофе. – Я думаю, что ты мог бы сделать его счастливым. Кем бы вы двое ни были, у ваших отношений есть огромный потенциал сделать его счастливым. И это всё, что я хочу для Фрэнки. Всё, что я хочу, – чтобы он нашёл своё счастье, которое потерял где-то по пути. Помоги ему найти его.



Она чуть не плачет. Джерард выглядит очень спокойным, серьёзным и отзывчивым, что делает его лицо красивее, чем я когда-либо видел.



– Линда, – говорит он, и его голос звучит уверенно, – Фрэнки очень много для меня значит. – Он, кажется, снова подбирает слова. А затем просто говорит: – Не волнуйтесь о нём.



Я не знаю, сколько ещё хочу услышать. Так что я тихо удаляюсь в свою комнату.



Тревожная правда

Джерард расхаживает по моей комнате. Каждые несколько секунд он останавливается и смотрит на меня, разглядывая под одним или другим углом. Это заставляет меня смущаться сильнее, чем когда-либо раньше. И я чувствую себя супер счастливым, просто наблюдая за тем, как он ходит по комнате, затем разворачивается, останавливается, изучает меня, и шагает обратно к шкафу. И повторяет эти действия снова и снова.



– Повернись налево, – бормочет он, сам в свою очередь, отступая вправо.



Я сижу посередине своей кровати, она не заправлена, потому что мои простыни провоняли алкоголем и потом, из-за чего я закинул их в стиральную машинку. Джерард заставляет меня позировать ему для живого натюрморта. Он сказал, что в последнее время спас меня от кучи дерьма, так что я ему должен. Я кратко возразил, но, чёрт возьми, полагаю, он прав. И вот я здесь, поворачиваюсь налево.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Наводнение
Наводнение

Роман «Наводнение» – остросюжетное повествование, действие которого разворачивается в Эль-Параисо, маленьком латиноамериканском государстве. В этой стране живет главный герой романа – Луис Каррера, живет мирно и счастливо, пока вдруг его не начинают преследовать совершенно неизвестные ему люди. Луис поневоле вступает в борьбу с ними и с ужасом узнает, что они – профессиональные преступники, «кокаиновые гангстеры», по ошибке принявшие его за своего конкурента…Герои произведения не согласны принять мир, в котором главной формой отношений между людьми является насилие. Они стоят на позициях действенного гуманизма, пытаются найти свой путь в этом мире.

Alison Skaling , Евгений Замятин , Сергей Александрович Высоцкий , Сергей Высоцкий , Сергей Хелемендик , Элина Скорынина

Фантастика / Приключения / Детективы / Драматургия / Современная проза / Прочие приключения
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия