Я подчиняюсь ему, до сих пор не стесняясь, когда он помогает мне отбросить рубашку в сторону и проводит худыми руками по моей груди. Я стараюсь не ёрзать, пока Джерард беспрепятственно прикасается ко мне, отчего я ощущаю покалывание и вспыхиваю, как спичка. В то же время мне интересно, как долго продлится моя уверенность в том, что я много для него значу, как он сказал моей маме, и останется ли эта уверенность со мной сегодняшней ночью. Или, может быть, она пришла из-за того, что он рисует меня, и это, чёрт возьми, тоже что-то значит.
Проходит минута. Две. Я смотрю на снег, кружащийся за окном в потемневшем небе. На этот раз я не думаю о том, каким должно быть жирным выгляжу для него, или что я ел в последний раз. Вне тела, вне разума.
– А ты? – спрашивает Джерард, и его взгляд всё ещё обращён на бумагу. В отличие от меня, он не уверен. Я не источаю опытность. Я, фактически, источаю незрелость. Он поднимает глаза, ловит мой взгляд пару раз, но возвращается обратно к наброску. Я смотрю на него и понимаю, что доверяю ему.
– Нет, – отвечаю я, и могу слышать этот опечаленный тон, который сквозит в единственном слове.
Он кивает. Его взгляд проходится по моей ноге, и я почти чувствую там странное покалывание, пока он рисует мои джинсы и босые ноги.
– Мне было семнадцать, – добавляет он.
Я пытаюсь вспомнить первый раз, когда Оуэн вышел за рамки простых касаний.
– Мне было тринадцать.
На долю секунды карандаш перестаёт двигаться, и это единственный видимый признак того, что он потрясён.
– Серьёзно? – спрашивает он, и я киваю. Он продолжает рисовать при тусклом свете от моей настольной лампы. – Ты когда-нибудь пожалел об этом? В смысле, что потерял девственность так рано?
– Да, – честно отвечаю я. Я изучаю тени на ковре, отбрасываемые его ссутуленной фигурой. Из зала приближаются шаги моей матери, останавливаются у моей закрытой двери, а затем снова удаляются. – Я не хотел её терять. Знаешь, это просто случилось.
– Это всегда просто случается.
Я хочу сказать ему, что не для меня. Для меня "это просто случилось" не так, как для других людей. Но конечно, я не говорю ему об этом.
– Кто это был? – он задаёт свой следующий вопрос, и это определённо то, чего я не ожидаю услышать.
– Просто какой-то парень... никого важного, – лгу я.
Джерард смотрит на меня, приподняв брови.
– Твоим первым был парень? – я киваю. – Но ты же был таким молодым.
– Был, – соглашаюсь я, – и в течение долгого времени я не думал, что когда-нибудь снова смогу всё чувствовать.
Он роняет карандаш.
– Пэнси, ты просто грёбаный ребёнок, знаешь это?
И мне как-то удаётся засмеяться, потому что с ним я честен, честнее, чем с кем-либо за всю свою жизнь.
Ещё пара минут проходит в тишине. Они превращаются в десять, затем в двадцать. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы оставаться хорошим натурщиком. Я так стараюсь, что начинаю дрожать, а мышцы от напряжения застывают.
– Подними глаза, – говорит Джерард. – Нет, на меня, – и я подчиняюсь. Я смотрю прямо ему в глаза, до сих пор не решив, карие они или зелёные при этом освещении, стараясь оставаться неподвижным, но я всё ещё дрожу. Это даже не сразу приходит мне в голову, что, может быть, я дрожу из-за той правды, которую только что открыл ему. Может быть потому, что я боюсь того, что он узнает больше, и я окажусь просто засранцем из-за того, что всё скрывал. Может быть, потому, что я на самом деле очень голодный.
Может быть потому, что в этот момент мы смотрим друг на друга с такой убивающей честностью, что я боюсь потерять себя. Мне, может и не нравится то, кем я являюсь, но это всё, что у меня есть. И потерять то, что повреждено, значит потерять себя полностью. И вот что пугает меня сильнее всего в тот момент, пока его сухие губы складываются в кривую усмешку, которую я так люблю.
– Давай сделаем перерыв, – предлагает он, тихо поднимаясь со стула. Я остаюсь неподвижным, пока он подходит и залезает на кровать, встречаясь со мной посередине. И может быть, позже я буду отрицать, что был тем, кто подался вперёд первым, но когда наши губы встречаются, это те губы, которые я, безусловно, неумолимо люблю.
*ОКР - Обсессивно-компульсивное расстройство, при котором человека постоянно что-то тревожит. Типичное поведение, связанное с ОКР, это когда человек многократно моет руки, делает одни и те же вещи.
История моей жизни
Помните, я говорил, что самая страшная вещь - просыпаться в чужой постели? Ну, так вот, я поменял своё мнение. Как я только что узнал, гораздо страшнее просыпаться в собственной постели рядом со спящим парнем, к которому ты испытываешь первые безотчётные чувства. Давайте назовём это слепым увлечением, за неимением лучшего слова.