Читаем Anorex-a-Gogo (СИ) полностью

Хотя, иногда я думаю, что я действительно в порядке. Прошло три недели с тех пор, как он ушёл, и я, наконец, снова могу дышать. Я не зажил, но я учусь притворяться заново. Всегда легче Быть Невидимым, когда ты уже знаешь, что произойдёт, если ты нарушишь правила.



Как я?



Я в порядке, просто в грёбаном порядке.



***


Через месяц после его ухода, я иду к реке. Да, к той же реке, куда меня привёз Джерард в тот день, когда меня избили. Они уже почти достроили эти дома. Теперь я не нарушаю закон, потому что у них есть парковка, а не сетчатый забор, и людям разрешается приезжать сюда, чтобы убедиться, хотят они купить здесь дом или нет.



Его камера лежит в моём кармане. Плёнка полностью использована, но иногда просто приятно знать, что он что-то мне оставил. Такие мелочи могут даже заставить меня немного улыбнуться. Там есть некоторые хорошие воспоминания. Я заживаю.



Когда я добираюсь до воды, то удивляюсь, обнаруживая, что это не та река. В смысле, с географической точки зрения она такая же. Она расположена в том же месте, что и раньше. И она всё ещё должна убеждать людей покупать многомиллионные дома здесь, а не в самом грязном Нью-Джерси.



Но всё по-другому, потому что медленная, спокойная река, у которой мы когда-то сидели и целовались, теперь движется в довольно быстром темпе. Там, где когда-то вода была настолько ленива, что практически не двигалась, она булькает и плещется, омывая мелкую гальку у берега. Я думаю, что дожди и снег просто затопили её.



Я смотрю на быстро текущую реку, усаживаясь на подмороженную траву около берега. В реке плавают неровные куски льда. В некоторых местах есть тонкие мостики изо льда, связывающие два берега. Интересно, что если бы я провалился под лёд, и река унесла меня подальше от Джерси. Я могу почти представить себе это. Шок от встречи кожи с ледяной водой. Моя одежда тянет меня ко дну, потопляя. Я почти что ощущаю онемение, медленно замораживающее меня. Посиневшие губы. Стучащие зубы. А потом вообще ничего. Меня унесёт из грёбаного Нью-Джерси.



Я вспоминаю, как Джерард держал меня за руку и попросил меня посмотреть на своё отражение в реке. Сказать ему, что я вижу. Он знал, уже тогда он знал. Он знал, каким никчёмным я себя считаю, он увидел отчаяние в моих глазах. Но он сказал, что может смотреть сквозь это. Он может видеть грустного, красивого мальчика...



Я смотрю в реку, но я больше никогда не увижу в ней своё с Джерардом отражение. Река просто забрала его и унесла далеко-далеко.



И я задаюсь вопросом: куда же она забрала моего Джи?



Система верований

Снег по-прежнему сыплет каждые четыре дня или около того, крупный и порошкообразный. Разгар зимы. И, разумеется, я заболел от постоянного холода и влажности.



Моя мать – параноик. "Держи свой мобильник всегда рядом, ладно? И звони мне, если у тебя поднимется температура. Или если тебе будет нужно больше лекарств. И не двигайся слишком много. И..."



И этот список можно продолжать до бесконечности. Конечно, я без энтузиазма выслушал её и пообещал сделать всё, что она сказала, хотя на самом деле просто пропустил всё мимо ушей.



Я заснул три с половиной часа назад. Мой телефон вибрирует на тумбочке, и я пытаюсь нащупать его вслепую, гадая, сколько уже раз мама пыталась до меня дозвониться. Наверное, сейчас она более психически неуравновешенна, чем большинство её пациентов.



Я фокусируюсь на светящемся экране телефона. Меня словно ударяет током, я сжимаю телефон так крепко, что он может просто развалиться на куски. Потому что... потому что... О Боже милостивый.



На экране высвечивается "Джи Уэй". Под надписью его фотография, которую он сделал сам в ту ночь, когда мы были в его доме, возились в его спальне, потому что его семьи как всегда не было, и мы были вольны делать, что захотим. Он улыбается одними уголками губ. Как будто он что-то знает. Как будто он знает, что я всё ещё не зажил, независимо от того, как я притворяюсь. Как будто он знает, что эта фотография сделает со мной, с моим состоянием.



Как будто он знает, как сильно я желал этого момента. Что я просто медленно умирал, ожидая этого.



Ожидая его.



Моему сердцу больнее, чем когда-либо, дыра в груди жутко разрастается. Она захватывает грудь, туловище, выставляя напоказ расщеплённую грудную клетку и органы. Есть жалкое оправдание для моего сердца, напрягшегося и изо всех сил пытающегося сохранить мне жизнь. Оно просто пытается сделать невозможное.



Что-то во мне кричит: "Блять, ответь на звонок, придурок! Сделай, блять, это! Ты пропустишь звонок!".



И затем тоненький голосок пищит: "Нет. Фрэнк, не делай этого. Этот мальчик наёбывал тебя больше миллиона раз. Не делай этого. Ты скучаешь только по его кривой усмешке..."



Я скучаю по его кривой усмешке. О, Боже, я скучаю по его кривой усмешке.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Наводнение
Наводнение

Роман «Наводнение» – остросюжетное повествование, действие которого разворачивается в Эль-Параисо, маленьком латиноамериканском государстве. В этой стране живет главный герой романа – Луис Каррера, живет мирно и счастливо, пока вдруг его не начинают преследовать совершенно неизвестные ему люди. Луис поневоле вступает в борьбу с ними и с ужасом узнает, что они – профессиональные преступники, «кокаиновые гангстеры», по ошибке принявшие его за своего конкурента…Герои произведения не согласны принять мир, в котором главной формой отношений между людьми является насилие. Они стоят на позициях действенного гуманизма, пытаются найти свой путь в этом мире.

Alison Skaling , Евгений Замятин , Сергей Александрович Высоцкий , Сергей Высоцкий , Сергей Хелемендик , Элина Скорынина

Фантастика / Приключения / Детективы / Драматургия / Современная проза / Прочие приключения
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия