Anorex-a-Gogo (СИ)

В оглушительной тишине я прохожусь взглядом по комнате. Я сразу же замечаю то, о чём говорил Майки. Чёрный цвет выделяется на белой подушке, привлекая моё внимание. Это камера, которую он выиграл в конкурсе, когда был на конвенции по искусству в Нью-Йорке. Та, с которой мы возились в ту ночь, когда он пришёл ко мне, и я понял, что он моя судьба. Та, которая запечатлела наши улыбающиеся лица в ночь, когда он узнал об Оуэне.

Это его камера.

Я знаю, что он оставил её для меня, точно знаю. Но я не могу понять, почему. На плёнке есть только два снимка. Я смотрю на своё отражение в зеркале. Я помню, каким был до встречи с ним. Я помню, каким был, когда мы впервые начали узнавать друг друга. Я помню Фрэнки, чувствительного и настоящего, влюблённого в свою Судьбу, в будущее, которое она принесёт. Я смотрю в зеркало и не могу понять, кто я. Я смотрю на того же самого себя, но что-то изменилось, я это знаю.

Я поднимаю камеру и фотографирую своё зеркальное отражение. Теперь я мальчик, пойманный зеркалом. Я останусь там, и буду ждать возвращения Джерарда.

***

Когда я уезжаю от Майки, камера спрятана в моей куртке. Он говорит мне, что всё будет в порядке.

– Ты всегда можешь приехать сюда в любое время, если это поможет тебе почувствовать себя лучше.

Я иду назад к своему автомобилю. Моему автомобилю, потому что псих Оуэн теперь заключённый. И я поднимаю камеру высоко над своей головой, отматываю плёнку к концу и делаю фотографию солнца, скрывающегося за облаками в небе ранним утром.

Маленькая игра

Каждые шесть часов я принимаю мои таблетки, чтобы остановить боль.

Каждые четыре часа я принимаю мои таблетки, чтобы остановить боль.

Каждые два часа я принимаю мои таблетки, чтобы остановить боль.

В конце дня я не чувствую вообще ничего.

Ну и ладно.

По крайней мере, я остановил боль.

***

Я становлюсь человеком привычки. Я просыпаюсь по утрам, от одного и того же замороженного солнца. Оно просто висит там, в небе, где всё розовое, голубое и серое, и это напоминает мне о том, насколько тёмным стал мой мир. Когда Джерард уехал, он украл солнце. Дальше идёт завтрак, потом мама уходит на работу, потому что для некоторых жизнь продолжается. У меня нет никаких занятий, потому что школа начнётся только через полторы недели. Потом я мою голову шампунем Джерарда, который он оставил в моём душе. Запах жасмина должен заставить меня почувствовать тошноту, но это не так.

Я хочу чувствовать горечь. Я хочу быть пессимистом, язвительным, сукой. Я хочу злиться. Я хочу взорваться. Но я не такой, и я этого не делаю. Ни одну из этих вещей. Я просто чувствую грусть. Только слабость и грусть.

Автоответчик мигает красным цветом, что говорит о сообщениях и пропущенных звонках. Первые несколько дней после Рождества, я дотошно сижу у телефона, ожидая и надеясь на то, что услышу его немного хриплый голос на другом конце линии. Когда телефон звонит, я бегу к нему с любого конца комнаты. Вскоре я понимаю, что это всегда будет Майки, мама или какие-нибудь бедные продавцы из телемаркета, которые затем должны страдать от моих перепадов настроения. Бедняги. Они звонят вам в надежде продать новую Библию, или подписку на Vogue, но всё, что они получают - меня, жалующегося и засоряющего им телефонную линию.

И это ещё, если им повезёт. А те, кому не везёт, получают длинный неудобный монолог, они не знают что сказать, потому что звонили, чтобы продать мне своё дерьмо, а в ответ получили историю моей жизни. "Эй, приятель, всё в порядке". "Пожалуйста, успокойтесь, сэр". "Я... я уверен, что всё будет хорошо".

О, и моё самое любимое: "Эй, парень, ты же не собираешься уйти из жизни, верно?".

Нет, нет, я не настолько отчаявшийся.

Да, настолько отчаявшийся.

Иногда они висят на линии достаточно долго, чтобы я мог, рыдая, излить всю свою историю. В такие моменты я получаю либо: "Гори в аду, педик. Скорее всего, он бросил тебя, потому что ты был такой плаксивой сучкой", или же более благосклонное: "Если он любит тебя, то вернётся. Только, пожалуйста, перестань плакать".

Как я и сказал, бедняги.

Но это было только в первую неделю. Сейчас я смотрю на звонящий телефон, и просто позволяю ему продолжать. Мои пальцы даже не чешутся, чтобы поднять трубку. Я сижу на своих руках и пытаюсь сосредоточиться на том дерьме, идущем по телевизору.

Думай о хорошем думай о хорошем думай о хорошем.

Звонок умолкает, но пронзительный сигнал всё ещё продолжает путешествовать по пустым комнатам дома. В своё время он был запятнан позором ночных визитов Оуэна. Теперь он заражён воспоминаниями.

Это был стул, на котором сидел Джерард и пел мне, пока я притворялся спящим. Он спал рядом со мной на этой кровати. Его волосы всё ещё остались на подушке. Это порог, где он стоял, когда стал моей Судьбой, и звёзды образовывали кривой нимб над его головой. Это душ, где он нежно поцеловал меня, и перевернул весь мир.

Это был дом, где я влюбился. Сейчас это дом, в котором я потерял его.

Как я потерял его?

Я до сих пор не знаю.