Anorex-a-Gogo (СИ)

Маленький красный огонёк, мигающий на телефоне, я вижу его боковым зрением. Я буду игнорировать его, как и другие двадцать три оставленных сообщения. Это стало моей привычкой - не надеяться.

А я человек привычки.

***

Я пишу ему длинные письма. В них рассказывается о моей маме. О моём дне. Майки. Песнях, которые я слушаю. Словах, впечатывающихся в мой мозг.

Но в них никогда не рассказывается о том, как я себя чувствую. Никогда.

Я заклеиваю конверт и ставлю в углу штамп. На них никогда не бывает адреса отправителя или получателя. Он никогда не получит их, а я не хочу, чтобы они вернулись.

Это ничейные письма.

Но в конце дня, когда все письма написаны и отправлены, у меня всё ещё есть, что ему сказать.

Всегда есть что сказать.

***

– Милый, я... я беспокоюсь о тебе, – говорит мама.

Я хочу сказать ей, чтобы она не волновалась за меня, просто потому, что меня больше ничего не волнует. Обезболивающее украло мои эмоции, Джерард украл моё сердце. Во мне не осталось того, что могло бы волноваться.

– Ты не должен так вести себя. Я боюсь, что твой бок не заживёт.

Дыра в моей груди гниёт немного сильнее. Медленная смерть.

Я смотрю на неё пустым взглядом. Иногда это всё, на что я способен. Я просто не заживаю.

***

Я играю в маленькую игру. Она называется Быть Невидимым. Уверен, вы слышали о ней.

Это когда вы прячетесь целый день в своей комнате, не едите, не спите и не существуете. Это когда вы запираете дверь и игнорируете вашу мать, которая стучится в неё и кричит, и, наконец, прекращает, потому что она целый день работала с психами, и слишком устала, чтобы иметь дело с ещё одним. Это когда вы принимаете слишком много обезболивающих, так что просто сидите в ступоре, пока ваш мозг не отключается, а вы не засыпаете. Это когда вы касаетесь себя и представляете, что это рука Джерарда на вашей разгорячённой коже, а потом плачете, потому что открываете глаза и понимаете, что это только вы и ваша грёбаная рука.

Быть Невидимым.

Я уверен, вы слышали о ней.

Без

Иногда я представляю себе, что Джерард может слышать меня. Что он со мной, тихо ходит рядом, наши пальцы переплетаются. Его руки вокруг моей талии. Он может слышать мои мысли.

– Я люблю тебя, – шепчет он мне на ухо, посылая мурашки вверх и вниз по позвоночнику. – Думаю, без тебя я был бы потерянным.

Затем я моргаю, и он пропадает, моей талии холодно. Его дыхание – просто ветер. Правда в том, что он без меня, а я без него. Мы друг без друга. Вот почему он потерянный, в месте, которого я не знаю. Вот почему я такой чертовски потерянный в месте, в котором не хочу находиться.

***

Как бы я не хотел признавать это, опасаясь, что Карма может снова надрать мне задницу, но всё перестаёт болеть. Снова начинается школа, и все знают. Знают, кто я по определению.

Фрэнки (сущ.): тощий Невидимый ребёнок. Брат красивого Оуэна Баррета. Жертва покушения на убийство. Жертва изнасилования.

Это точь-в-точь я. Но я просто существительное. Просто объект. Люди знают моё имя, но я всё ещё Невидимый. Я всё ещё могу оставаться Невидимым, хоть вся моя жизнь известна общественности.

Иногда всё, чего я могу пожелать – идущее время.

Иногда у меня бывают плохие дни. Я захожу в супермаркет, и внутри меня что-то трескается, как стекло. Ветер залетает через отверстие в груди. Оно перестало увеличиваться, но это не означает, что оно зажило. Я всё ещё гнию. Я всё тот же мальчик, который заблуждался, думая, что любовь может спасти его.

Так что в конечном итоге на ленте не оказывается ничего из того, что просила купить мама. Только корзина, полная шампуня с ароматом жасмина. Тридцать одна бутылка. Кассирша насмешливо смотрит на меня, низкого ребёнка в красной толстовке, которая выглядит так, словно на ней можно спрятать пятна от крови. Но она всё пробивает, а затем складывает в пакет.

Моя мать не спрашивает меня, где всё то, что она просила купить. Я думаю, что она меня боится. Нет, не меня. Зомби, который выглядит, как я. Согласно определению, конечно.

Я не могу сказать вам, сколько бутылок жасминового шампуня Джерарда стоит в ванной под раковиной.

***

Большинство дней у меня всё хорошо, просто отлично.

Я езжу в школу, и дети смотрят на меня так, будто из моей задницы растёт ещё одна пара ног.

"Это он".

"Это действительно он?".

"Я думаю, что он в кабинете английского".

"Я в порядке", – говорю я им, хоть они и не спрашивают.

Когда мне удаётся улыбнуться Майки на перемене или в обеденный перерыв, он несколько раз моргает, а затем спрашивает меня, в порядке ли я, и это уже почти как шутка. Он знает, что я редко улыбаюсь, и он пытается вытянуть улыбку из меня. Я улыбаюсь ему одному, потому что он мой лучший друг. Но он знает, что я не в порядке, и это чертовски глупый вопрос с его стороны. Он знает это. Вот почему спрашивает. Он надеется получить от меня какую-то реакцию, что-то кроме взгляда зомби без сердца.

"Я в порядке", – иногда отвечаю я, хоть мы оба знаем, что это чушь.