Здесь Аристокл почивает, божественный муж,воздержаньемИ справедливостью всех превосходивший людей.Больше, чем кто-либо в мире, стяжал себе громкую славуМудрого он, и над ним зависть бессильна сама.
ДИОСКОРИД
"Сводят с ума меня губы речистые..."
Сводят с ума меня губы речистые, алые губы;Сладостный сердцу порог дышащих нектаром уст;Взоры бросающих искры огней под густыми бровями,Жгучие взоры — силки, сети для наших сердец;Мягкие, полные формы красиво изваянной груди,Что услаждают наш глаз больше, чем почки цветов...Но для чего мне собакам показывать кости? НаукойСлужит Мидасов камыш тем, чей несдержан язык.
"В белую грудь ударяя себя на ночном твоём бденье..."
В белую грудь ударяя себя на ночном твоём бденье,Славный Адонис, Клео сердце пленила моё.Если такую ж и мне, как умру, она сделает милость,Без отговорок меня вместе с собой уведи.
"Мёртвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану..."
Мёртвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану.Семь от аргивских мечей ран получил он в бою.Все на груди были раны. И труп окровавленный сынаТинних-старик на костёр сам положил и сказал:"Пусть малодушные плачут, тебя же без слёз хороню я,Сын мой. Не только ведь мой — Лакедемона ты сын".
"Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета..."
Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета.Юноши бились — и всех камень единый покрыл.Слёз не лила огорчённая мать, но вещала над гробом:"Спарта, я в жертву тебе оных родила сынов!"
Эпитафия Феспиду
Я — тот Феспид, что впервые дал форму трагической песнеНовых харит приведя на празднествó поселянВ дни, когда хоры водил ещё Вакх, а наградой за игрыБыли козёл да плодов фиговых короб. ТеперьПреобразуется всё молодёжью. Времён бесконечностьМного другого внесёт. Но что моё, то моё.
Эсхилу
То, что Феспид изобрёл — и сельские игры, и хоры, -Всё это сделал полней и совершенней Эсхил.Не были тонкой ручною работой стихи его песен,Но, как лесные ручьи, бурно стремились они.Вид изменил он и сцены самой. О, поистине был тыКем-то из полубогов, всё превозмогший певец!
Софоклу
Это могила Софокла. её, посвящённый в искусство,Сам я от муз получил и, как святыню, храню.Он, когда я подвизался ещё на флИунтском помосте,Мне, деревянному, дал золотом блещущий вид;Тонкой меня багряницей одел. И с тех пор как он умер,Здесь отдыхает моя, лёгкая в пляске, нога."Счастлив ты местом своим. Но скажи мне, какую ты маскуСтриженой девы в руке держишь. Откуда она?""Хочешь, зови Антигоной её иль, пожалуй, Электрой, -Не отлибешься: равно обе прекрасны они".