Антигония. Роман

— Ты хочешь сказать, что эта ласта, если я брошу ее в воду, поплывет по течению? ― Хэддл показал на пару синих ласт хозяина, которыми никто не мог воспользоваться из-за их исполинского размера, как минимум сорок пятого.

— Поплывет, ― ответил Рандольф.

— Хватит вам! Из-за ласты… ― мирно попросил К.

Тут К. поднялся, схватил с травы одну из ласт и, чтобы положить конец диспуту, прошагал к воде и швырнул ее в воду. Ласта исчезла под водой.

— Ну, вот… Нырять кто будет, зубоскалы? ― К. простосердечно улыбался.

Анриетта отсадила сына на полотенце.

— Я достану! Вы присмотрите за ним!

И она кинулась к воде. Зайдя левее по течению, где берег был чуть выше, чем на отрезке пляжа, ― ласту должно было снести, ― Анриетта выбрала подходящий бугорок, разбежалась и прыгнула, плавно взмахнув стопами. Все мы с некоторой неловкостью и любопытством смотрели на воду и ждали.

Прошло несколько секунд. Анриетта не выныривала.

— Ее долго нет, ― произнес К., недовольно насаживая на нос темные очки.

Мы продолжали смотреть на темную гладь реки, вдоль противоположного берега отсвечивающую яркой рябью, которую стремительным потоком уносило влево. Анриетты всё не было.

— Черт знает что! ― выругался хозяин и вскочил на ноги. ― Это ненормально!

Он стремительно направился к воде. Все мы тоже поднялись, проследовали за ним и молча следили за водой.

— Может быть, сплавать? ― изумленно произнес Хэддл.

— Нырять нельзя. Ты же видел, она прыгнула головой вперед! ― прикрикнул на него К. ― Вдруг там бревно?.. Там что угодно может быть… Посмотри, какое течение!

Своим взволнованным видом мы начали привлекать к себе внимание. К нам приблизился загорелый сухопарый старик в одних плавках.

— Вы чего ждете, молодые люди? Она же утонет! ― проговорил он.

Тут же подошла и его сухонькая жена в соломенной шляпе и в зеркальных очках, в которых мы видели двойное отражение своих онемелых физиономий с пузырями вместо глаз. За ней подошло еще несколько отдыхающих. С испуганным видом переговариваясь, все глазели в воду.

— Дай мне маску и ласту! ― приказал К. жене. ― Я попробую…

— Даже не думай!

По исступленному лицу Матильды было ясно, что она пойдет на всё, чтобы этого не допустить.

Джон взял из рук К. маску, надел ее, по пояс вошел в воду. Несколько раз глубоко вздохнув, он скрылся под водой. Все напряженно ждали. Через несколько секунд он вынырнул.

— Здесь глубоко! ― отдышавшись, крикнул он. ― Ничего не видно!

— Ты дно видишь?

— С трудом. Очень мутно… Я нырну еще.

К ужасу жены ― бледнея от страха, та не могла выдавить из себя ни звука ― в воду вошел и К. Он стал нырять вместе с Джоном. К ним присоединились и мы с толстяком Шарли. Пока мы втроем ныряли, будучи не в состоянии разглядеть в воде ничего, кроме желто-зеленой мути и едва доставая руками до илистого дна, Шарли зачем-то бороздил вплавь речку, от берега к берегу. А затем, выбравшись из воды, Джон стал носиться вдоль берега, где столпился весь пляж, на плохом французском языке что-то взбудораженно всем объяснял. И вдруг взгляды устремились назад, на раздавшийся плач ребенка.

Оставленный без присмотра Луи сидел на фиолетовом махровом полотенце, на самом солнцепеке, бил своими кулачками и издавал заливистый визг. В этот миг в выражении лиц и появилось нечто такое, что позволяло сделать вывод: произошло непоправимое…

Домой мы возвращались уже под вечер, разрозненной процессией, в полном безмолвии пересекая раскалившееся за день поле, от которого поднимался головокружительный, до тошноты перенасыщенный запах сухого сена и навоза, затем минуя рощу, в предвечерней красоте которой, в переливе птичьей трели, наполнявшей тенистое пространство, спасенное от солнцепека сенью тихо шелестевших осин и тополей, было что-то ошеломляющее и нестерпимое для слуха.

Железной поступью Хэддл вышагивал впереди всех. За ним плелись Шарли и Коко ― оба не переставали озираться назад, всю дорогу что-то сверяли позади. К. с женой плелся далеко в хвосте и уже не пытался догнать остальных.

Все казалось нереальным ― кое-как закончившийся у реки ажиотаж, вызванный прибытием на пляж родителей Анриетты. Старики выглядели полуживыми от страха. К месту происшествия их доставил наряд местной жандармерии: кто-то же должен был забрать домой Луи.

Карапуз уже не голосил. Но обманутый вниманием взрослых, словно малолетний дурачок улыбался всем подряд. На малыша старались не смотреть…

Еще менее реальными в этой атмосфере казались двое пожилых водолазов в черных лоснящихся гидрокостюмах и с аквалангами, которые на протяжении двух часов прочесывали дно, обмениваясь криками с напарниками, жандармами, которые сидели в надувной лодке, прошаривали дно баграми и не переставали поднимать на поверхность то рваную шину, то каркас стиральной машины, то искореженный ржавый мопед. Вид проржавевшей рухляди, отвратительно истекавшей гноевидным илом, отзывался в толпе зевак волной ропота. Таким же нереальным казалось и наше разрозненное шествие через рощу, воздух которой казался липким от переполнявшего его вечернего благоухания…