Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки

Мое представление о Джульярде как о таком же беспощадном месте, как парижская площадь Революции в 1793 году, было усилено тем, что я не прошла отбор, когда прослушивалась в первый раз. Я и знать не могла, каким хаотичным был процесс прослушиваний и насколько близко я была к тому, чтобы поступить. Поэтому из отказа я вынесла только то, что моих усилий и моего уникального музыкального голоса (в который я тогда еще верила) было недостаточно.

Конечно, я не планировала сдаваться. Все равно Джульярд всегда казался мне испытанием-поединком, поэтому этот опыт стал только первым ударом в более продолжительном бою, а не нокаутом. Ничего не потеряно. Мне просто нужно было повысить свой уровень.

Я провела два года в Школе музыки Северо-Западного университета, стачивая кончики своих пальцев до костей и оттачивая навыки с теми же учителями, что отправили меня (и мою Кейтлин) в живописные горы Новой Англии, когда мне было одиннадцать[98]. Я была как Рокки Бальбоа, который тренировался для боя с Аполло Кридом, – только без нерешительности и стыдливости, и вместо лаконично смонтированных тренировок у меня было два года изматывающих репетиций изо дня в день, с редкими приступами студенческого веселья и изнуряющей ангины, слегка разряжающими обстановку.

Осенью в десятом классе я снова подала документы в Джульярд – и в этот раз поступила.

Я приехала туда, вооруженная фонариком и готовая противостоять любому апперкоту и захвату, которые могли встретиться на моем пути. Но, к моему большому сожалению, никто не хотел со мной драться. Вместо боксерского ринга и ликующей толпы я встретила бесконечно добрых и миролюбивых людей, которые просто хотели, чтобы комната на четвертом этаже была открыта и они могли репетировать там в одиночестве следующие 5–8 часов. Я заключила, что слухи про лезвия в фортепиано были ерундой.

Конечно, следующие пять лет, пока я не получила степень магистра, я все равно проверяла каждый инструмент. В конце концов, эта проверка не убила бы меня, а вот гепатит мог бы, – без таких инспекций я бы тупо смотрела на синие бархатные шторы, которыми были увешаны эти комнаты, размышляя, насколько я была уверена в том, что все эти слухи – ерунда, а это заняло бы столько же времени, сколько проверка инструмента.

Я так и не нашла лезвий.

Я нашла кучу карандашей. Однажды нашла мышь[99]. Как-то раз нашла инструменты для изготовления трости, которые оставил забывчивый гобоист. Когда я их обнаружила, подумала про себя: «Лезвия! Теперь я понимаю, что случилось на самом деле!»

Видите ли, гобоисты используют лезвия, чтобы делать трости. Они половину своей жизни проводят за этим занятием, и, хотя в большинстве консерваторий (включая Джульярд) для этого есть специальные комнаты, вполне вероятно, что вместо них гобоист решил устроить мастерскую в репетиционном зале.

Соль в том, что многие люди, будь то струнные музыканты, пианисты, сценические родители или школьные уборщики, никогда не видели инструменты, которыми пользуются гобоисты. Единственная причина, по которой я их видела, – это один из моих старых соседей, который был солирующим гобоистом Нью-Йоркской филармонии.

Если лезвие упало с нотных страниц гобоиста и приземлилось в щель или на клавиши фортепиано, это вполне могло запустить цепочку слухов и в конце концов превратиться в легенду.

Вам не нравится такая версия? Ладно. По крайней мере, она не такая притянутая за уши, как оригинальная история.

Классические музыканты честолюбивые, но (обычно) не жестокие

Как я сказала, ребята в Джульярде не хотели драться. В основном соперничество там – и в музыкальном мире в целом – носит характер игры. У нас есть конкурсы (для нас они как Олимпиада), чтобы оценивать и сравнивать наши навыки, и иногда на камерных вечеринках по чтению с листа мы притворяемся, что видим произведения впервые, чтобы впечатлить и удивить наших коллег-музыкантов тем, как блестяще справляемся со всеми сложными моментами. Помню, как один из моих бывших преподавателей Линн Чанг посмеивался над тем временем, когда еще студентом он был на Meadowmount Festival и вместе со своими друзьями-скрипачами соревновался в исполнении особенно быстрых и коварных партий для скрипки, как в комедии «Идеальный голос».

На самом деле я более ревностно отношусь к конкуренции, чем другие люди, которых я встретила в Джульярде. Но даже в мои последние годы обучения, когда моего главного конкурента (Золотого Мальчика-Скрипача) было довольно легко нейтрализовать, это отношение в основном проявлялось в ехидных замечаниях о его изменении позиций и моих попытках затмить его, когда мы играли дуэтом, а не в том, чтобы включать измельчитель в раковине, когда он тянулся туда.

Вот блок-схема: