Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки

По словам Чайковского, вступительная часть его Симфонии № 4 отображает «роковую силу, которая не дает нашим мечтам и счастью осуществиться». Довольно надолго настроение музыки остается темным и обреченным, а затем сменяется на мрачно соблазнительную тему. Чайковский описывает это как «сладкое и чувственное видение. Какой-то яркий милосердный человеческий облик проходит мимо и манит куда-то… Понемногу сны полностью окутали душу. Все мрачное и безрадостное забыто. Вот оно, вот оно счастье!»

Но скоро мираж исчезает.

«Нет! – пишет он. – Это был сон, и Судьба жестоко будит нас. Поэтому жизнь – вечное чередование суровой реальности, мимолетных снов и грез о счастье. Рая не существует. Дрейфуйте в этом море, пока оно не поглотит вас и не погрузит в свои глубины».

Несмотря на тьму, заполнившую большую часть его жизни, Чайковский более всего известен своими масштабными несдержанными мелодиями и вальсами, которые олицетворяют ту свободную романтическую любовь, которая была запретна для него при жизни.

На ум сразу приходит музыка из его «Спящей красавицы», которую вы можете знать по фильму Disney. Многие узнают также и запоминающийся «Вальс цветов» из «Щелкунчика». Но для меня ключевым является момент сразу после вальса, когда Щелкунчик и Фея Драже воссоединяются в душераздирающем pas de deux.

Сцена открывается мягкой рябью, говорящей о нежности и благородстве. В конце концов, Щелкунчик – принц, а Фея Драже… Никто точно не знает.

Гармонические и ритмические сложности, благодаря которым этот pas de deux стал таким потрясающим, по сути являются нисходящей гаммой. Она наделяет музыку ощущением неизбежности. За свою жизнь мы услышали столько разных гамм, что наш слух не только принимает, но и предвосхищает прогрессию. Каждый раз, когда гамма повторяется, Чайковский играет с напряжением – и горечью – с использованием оркестровки. Первая итерация – изящное нисхождение. В нем чувствуются сладость и невинность. Но в течение сцены итерации становятся все сильнее, собирая все больше инструментов, пока гамма не превращается в захватывающее извержение – излияние любви, экстаза и чего-то немного грустного.

Мне кажется, Чайковский таким образом как будто проживает, жаждет и благословляет любовь этой пары и радостное общественное признание.

БЕССМЕРТНАЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ БЕТХОВЕНА

Кстати, о запретной любви. Нам все еще нужно обсудить письма Бетховена его «Бессмертной возлюбленной» – или unsterbliche Geliebte – хотя бы потому, что они послужили вдохновением для стольких книг, фильмов и свадебных клятв. (Но не для клятвы Бетховена, к сожалению.)

Кажется, эти письма – самое известное собрание слов классического канона. Каждый, кто знает хоть что-то о Бетховене, знает и о них. Я не уверена, дело в самих письмах или в том, что нет ничего привлекательнее колючего задиры с внутренней сентиментальностью, но многие считают их олицетворением романтической выразительности.

Значительной частью шарма этих писем является и тайна, окружающая их.

Мы не знаем, кем была эта unsterbliche Geliebte. Мы не знаем, были ли письма отправлены. В датах на письмах не указан год, так что экспертам только с помощью тщательной детективной работы удалось установить, что они был написаны в 1812 году. И если бы немецкая грамматика не была такой гендерно конкретной, мы бы и не узнали, была ли эта загадочная женщина женщиной. (Но немецкая грамматика очень конкретна, так что мы знаем.)

Еще одна вещь, которую мы не знаем, – и из всех вращающихся вопросов этот озадачивает и расстраивает меня больше всех – это почему, несмотря на все «вовеки веков», которые мы видим в этих письмах, существует только три послания, которые были написаны за два дня. Остальные письма были потеряны? Или уничтожены? Случилось ли позже тем летом что-то, что навсегда разлучило пару? Или эта Бессмертная Возлюбленная женщина просто никогда не отвечала? (Если дело в этом, мы должны были бы задаться вопросом, кем, черт возьми, она себя возомнила.)

Все, что мы можем, – это спекулировать и позволить нашему воображению разбушеваться (читая эти письма в джакузи при свечах, с бутылкой вина). А пока, вот самый известный отрывок, конец третьего – и последнего – письма:

«Будь спокойна, только через спокойный самоанализ нашего существования мы сможем достичь нашей цели жить вместе – будь спокойна – люби меня – сегодня – завтра – что тоскует по тебе со слезами – ты – ты – моя жизнь – мое все – живи хорошо – все равно люби меня – никогда не забывай самое верное сердце твоего возлюбленного

Навсегда твой

Навсегда моя

Навсегда наша»[153]

Как-то так.